— О, Александр Александрович, как чудесно они пахнут! — прозвучал у меня в наушниках ее восторженный голос. — Запах нежный-нежный, чуть горьковатый.

Мы пролетели около ста километров, когда я заметил, что орнитоптер Елены Николаевны стал выделывать в воздухе какие-то странные движения, словно им управлял расшалившийся ребенок. Через минуту в моих наушниках прозвучал хриплый голос Елены Николаевны:

— Сажусь… Не могу лететь… Помогите…

Ее орнитоптер резко пошел на снижение и, если бы не контролирующие полет автоматы, наверняка разбился бы при посадке. Теперь он стоял, накренившись набок, между камней. Обеспокоенный, я поспешил опуститься рядом и вытащил Елену Николаевну из кабины. Сквозь шлемся увидел ее бледное, как бумага, лицо и растерялся. Чем помочь? Я открыл кран усиленной подачи кислорода на скафандре Елены Николаевны и связался с Суори Дарычан.

— Помогите! Елене Николаевне плохо! Она не может лететь домой!

— Что с ней? — испугалась Суори. — Поранилась?

— Нет, скорее обморок… Странный какой-то…

— Лечу к вам.

Суори прилетела через несколько минут. Я торопливо рассказал ей обо всем.

— Цветы? Она нюхала цветы? Где они?

Суори бросилась к орнитоптеру Елены Николаевны, достала из санитарной сумки небольшую ампулу-анализатор и, отломив горлышко, бросила ее внутрь кабины. Жидкость из ампулы растеклась по сиденью. На наших глазах за какую-нибудь минуту жидкость- анализатор окрасилась в ярко-синий цвет.

— Ядовитые фитонциды! — взволнованно воскликнула Суори. — Немедленно помогите мне перенести Елену Николаевну в мой орнитоптер. Выбросьте цветы из ее кабины!

Возле дома столпилась вся наша немногочисленная колония. Нам помогли внести Елену Николаевну в дом, и затем мы все вышли, оставив ее одну с Суори.

— Что произошло? — обступили меня встревоженные товарищи.

— Ядовитые фитонциды, — коротко ответил я.

Все знали, что это значит. Свойством выделять фитонциды — особые летучие вещества — обладают не только венерианские, но и многие земные растения. Одни из них, как, например, у лука, чеснока, хрена, дуба, сосны, полезны для человека, так как они убивают различные бактерии. Однако некоторые растения выделяют вредные летучие вещества, например неопалимая купина, фитонциды которой вызывают ожоги на теле человека. На Венере встречались растения, выделяющие фитонциды, смертельно опасные для человека.

Спустя полчаса Суори вышла из комнаты Елены Николаевны.

— Ну как? — бросились мы к ней.

— Плохо, — ответила она. — Температура поднялась почти до сорока градусов. На теле и на лице появились следы сильных ожогов. Положение ее очень серьезное. Я применила раствор самого сильного иманина, который есть в нашей аптеке. С Земли подтвердили правильность лечения.

С того дня Суори не отходила от Елены Николаевны. Остальные продолжали работу.

Геологам везло меньше, чем биологам и ботаникам. Они долгое время не находили ничего интересного.

— Просто возмутительно, — неизменно восклицал Шаумян, возвращаясь к ракетоплану после рабочего дня. — Столько времени ищем, и ни одной ценной находки. — Он с сердцем вытряхивал на землю содержимое своего мешка.

За несколько дней геологическая группа натаскала к дому порядочную груду камней и минералов. Как-то при очередной разгрузке мешка мое внимание привлекли два больших камня, блеснувшие желтым светом. Я поднял один из камней и повертел его в руках — тяжелый.

— Что это?

— А, ерунда! — сердито отозвался Шаумян. — Самородное золото. Нашел на берегу одного ручья. Вот если бы залежи титана найти или месторождения германия! — Он вздохнул и повернулся к Ламелю. — Кстати, сегодня я наткнулся на одном из островов на целое кладбище животных. Костей там! Не сосчитать! Для вас это просто находка.

Анри Ламель записал координаты, и на другой день мы всей группой вылетели на поиски кладбища. Спустя час мы оказались над тем островом, где оно должно было находиться.

— Все правильно, — сказал Анри Ламель, проверяя координаты. — Очевидно, мы рядом с ущельем.

С высоты нескольких сот метров окрестность хорошо просматривалась.

— Не понимаю! — удивился Ламель. — Где он здесь нашел ущелье? Кругом равнина.

После долгих безрезультатных поисков мы вернулись домой усталые и злые — день пропал даром. Даже уравновешенный Ламель разозлился.

— Что же ты неправильно определяешь координаты? — набросился он на Шаумяна.

— Ну, знаешь ли, если уж я такой простой вещи не могу сделать, то как же мне доверили управление ракетопланом? Может быть, вы сами неверно определяете координаты?

Они спорили довольно долго и под конец порешили на том, что завтра Шаумян полетит вместе с нами на поиски кладбища.

Шаумян уверенно летел впереди, изредка проверяя курс по микросолнцу. Когда мы прилетели на то место, координаты которого он назвал позавчера, то удивились не меньше его: под нами было море.

— Не понимаю, что происходит! — воскликнул Шаумян. — Но ртутное озеро я все-таки найду!

— Какое ртутное озеро?

— Нашу лучшую находку. Я ведь говорил вам о нем. Кладбище животных рядом с ним.

Он поднялся высоко вверх и через несколько минут подал нам команду следовать за ним.

Вскоре мы оказались над маленьким островком и увидели внизу узкую полоску, отливавшую матовым серебром. Координаты этого места отличались и от вчерашних и от позавчерашних на несколько градусов.

— Это невероятно, — прошептал Шаумян, — я никогда так не ошибался.

— Ладно, на первый раз прощается, — сказал Ламель. — Покажи, где кладбище.

Неподалеку от озера протекал ручей. Шаумян полетел вдоль него и в том месте, где ручей вырывался из ущелья на равнину, остановился. По обоим берегам ручья виднелись груды скелетов и отдельных костей.

— Интересно бы выяснить, почему это кладбище именно здесь, а не где-нибудь в другом месте?

Леон Шаумян зачерпнул в пробирку-анализатор воды из ручья. Белый слой в анализаторе сделался ярко-красным.

— Судя по всему, вода в этом ручье отравлена каким-то ртутным соединением. Животные пили воду из этого ручья и тут же падали.