— Ух ты, как страшно, я прямо обделался.

Фермин сглотнул и собрался с духом:

— Уж не в те ли штанишки от матросского костюмчика, который вам справила матушка, знаменитая судомойка? Жаль, если так, ведь моделька вам шла просто сказочно.

Инспектор Фумеро побледнел, взгляд стал невыразительным.

— Что ты сказал, урод?

— Что, похоже, вы унаследовали вкус и добропорядочные манеры от доньи Ивонны Сотосебальос, дамы из высшего общества…

Фермин не отличался мощным сложением, и первый же удар опрокинул его на землю. Он скорчился от боли в луже, в которую приземлился, а Фумеро бил его ногами по почкам, в живот, по лицу. Я потерял счет пинкам после пятого. Фермин не шевелился, не мог защищаться, не мог даже дышать. Двое крепко державших меня полицейских неуверенно засмеялись.

— Стой спокойно, не вздумай вмешиваться, — шепнул один из них, — Мне бы совсем не хотелось сломать тебе руку.

Я тщетно задергался, пытаясь освободиться, и случайно увидел лицо этого агента. Я тут же его узнал: это был тот самый человек в плаще с газетой из бара на площади Саррья, который потом оказался с нами в автобусе и смеялся над шутками Фермина.

— Знаешь, больше всего меня бесят те, кто копается в дерьме и в прошлом! — кричал Фумеро, кружа над Фермином. — Что было, то было, понимаешь? Тебе говорю и твоему идиоту-приятелю. А ты, малыш, смотри и учись, ты следующий.

Я смотрел, как инспектор Фумеро избивает Фермина под покосившимся фонарем, и даже рта открыть не мог. Помню ужасный, глухой звук от безжалостных ударов, сыпавшихся на тело моего друга. Я до сих пор ощущаю боль от них… А в тот момент я просто трусливо обмяк в руках полицейских, дрожа и плача от страха.

Когда Фумеро надоело молотить неподвижное тело, он распахнул плащ, расстегнул молнию на брюках и стал мочиться прямо на Фермина. Тот не шевелился, похожий на груду старого тряпья. Пока Фумеро изливал свой щедрый поток на Фермина, я по-прежнему не мог сказать ни слова. Закончив, инспектор застегнул ширинку и подошел ко мне. Он был весь в поту и тяжело дышал, один из полицейских протянул ему платок, и Фумеро вытер лицо и шею. Потом он приблизился ко мне вплотную и впился в меня взглядом.

— Ты не стоишь такого мордобоя, малец. Это проблемы твоего друга: вечно он вступается не за тех, за кого надо. В следующий раз я его уделаю по самое некуда, и виноват будешь ты.

Я был готов к удару, к тому, что пришла моя очередь, и в глубине души даже ждал этого. Мне стало бы легче, побои избавили бы меня от стыда за то, что я и пальцем не шевельнул, чтобы помочь Фермину, а ведь он получил за то, что защитил меня, как всегда.

Но Фумеро не ударил, лишь посмотрел с презрением и потрепал меня по щеке.

— Не волнуйся, малыш, О трусов я руки не мараю.

Полицейские расхохотались, радуясь тому, что спектакль окончен. Они явно хотели оказаться отсюда как можно дальше и так и ушли в темноту, смеясь. Я бросился к Фермину, который пытался подняться и нашарить в грязной воде выбитые зубы. Кровь была у него повсюду: на губах, на веках, шла из ушей и носа. Увидев меня живым и здоровым, он еле заметно усмехнулся, и я подумал, что умру на месте. Я упал перед ним на колени и осторожно поддержал, а весил он даже меньше, чем Беа.

— Фермин, боже мой, надо в больницу…

Тот отказался наотрез:

— Отвезите меня к ней.

— К кому, Фермин?

— К Бернарде. Если я и сдохну, то хоть у нее на руках.

Той ночью я вновь оказался в доме на Королевской площади, хотя когда-то поклялся, что в жизни не переступлю этот порог. Двое завсегдатаев «Шампаньет» наблюдали сцену избиения, стоя в дверях кафе, и теперь вызвались помочь дотащить Фермина до стоянки такси на улице Принсеса, а официант позвонил по номеру, который я ему дал, и предупредил о нашем приезде. В такси мы ехали, казалось, вечно. Фермин потерял сознание еще до того, как машина тронулась с места, я прижимал его к себе и пытался согреть. Моя одежда пропитывалась его теплой кровью. Я шептал ему, что мы скоро приедем, что все будет хорошо, и голос мой дрожал. Таксист поглядывал на меня в зеркало.

— Слушайте, мне неприятности ни к чему! Если этот тип отдаст концы, я вас высажу.

— Помалкивайте и езжайте быстрее.

Когда мы добрались до улицы Фернандо, Густаво Барсело, Бернарда и доктор Солдевила уже ждали у дверей. Увидев нас, в крови и грязи, Бернарда в панике запричитала. Доктор нащупал пульс Фермина и заверил нас, что пациент жив. Вчетвером мы сумели втащить его на верхний этаж, в комнату Бернарды, где медсестра, которую привел с собой врач, уже приготовила все, что нужно. Как только больной оказался на кровати, она стала его раздевать, а доктор Солдевила приказал нам выйти и не мешать сестре заниматься делом. Он захлопнул двери у нас перед носом с лаконичным «он выживет».

В коридоре Бернарда безутешно рыдала и кричала, что стоит встретить хорошего мужчину, вмешивается Бог и просто выдергивает его из рук. Дон Густаво Барсело увел ее на кухню и так накачал бедняжку бренди, что она едва держалась на ногах. Когда речь бедной горничной стала совсем неразборчивой, он налил себе и залпом выпил.

— Извините, — начал я. — Я не знал, куда идти…

— He переживай, ты все правильно сделал. Солдевила — лучший травматолог в Барселоне, — ответил он, как будто ни к кому конкретно не обращаясь.

— Спасибо, — пробормотал я.

Барсело вздохнул и налил мне добрую порцию бренди. Я отказался, стакан перешел в руки Бернарды, и в одно мгновение от бренди ничего не осталось.

— Иди-ка прими душ и переоденься в чистое, — сказал Барсело. — Если ты явишься домой в таком виде, перепугаешь отца до смерти.

— Не надо, со мной все в порядке.

— Тогда прекрати дрожать. Давай, иди, в моей ванной есть горячая вода, дорогу ты знаешь. А я пока позвоню твоему отцу и скажу… Не представляю, что я ему скажу. Ладно, что-нибудь придумаю.

Я кивнул.

— Это все еще твой дом, Даниель, — произнес Барсело мне вслед. — Здесь по тебе скучают.

Ванную Густаво Барсело я нашел, а вот выключатель — не смог, и решил мыться в потемках. Сбросив заляпанную грязью и кровью одежду, я залез в роскошную ванну. Через огромное окно с внутреннего двора лился неясный жемчужный полумрак, который едва обрисовывал контуры предметов и узор, выложенный кафельной плиткой на полу и стенах. Вода обжигала и лилась с таким напором, что по сравнению с нашей скромной ванной на улице Санта-Ана здесь я чувствовал себя как в роскошном отеле, хоть и не был в таких