Донни терпеть не может, когда я трогаю его вещи. Но вот я в его комнате, он сидит ко мне спиной, и стоит ему повернуться — он проиграл, а в моем распоряжении целая комната Барахла Донни: бери не хочу, сколько душе угодно.

О, какое наслаждение!

Я осматриваюсь, прикидывая, с чего бы начать. На тумбочке у кровати — кучи кассет, журналов и книг. Интересная полка в углу заставлена какими-то загадочными тюбиками, бутыльками, спреями и лосьонами. Столько всего, чем можно занять руки: повертеть, побрякать, спихнуть, открыть и закрыть с услаждающим душу щелчком, хлюпом или чавком. А коли уж речь зашла о неприкосновенном, есть еще его гитара. Вон она, подпирает стенку, буквально умоляя о большом и толстом термоядерном бреньке.

И наконец, святая святых, строжайше запретная зона — выдвижной ящик прикроватной тумбочки. Одному богу известно, что он там прячет. Как правило, Донни дергается, стоит вам лишь взглянуть в том направлении. Но сейчас я в открытую пялюсь на ящик и ничего не происходит, поскольку, решив меня игнорировать, Донни сам загнал себя в ловушку.

Победа достанется недешево. Мне это известно. Чем больше победа, тем сильнее боль, которую он мне причинит. Посмею ли я покуситься на ящик? Смогу ли рискнуть, заранее предвидя реакцию, которую спровоцирует этот величайший из моих триумфов?

И тут мне в голову приходит совершенно другой план. Сегодня вместо физического воздействия он явно поставил на психологию, и есть один способ — да-да, один замечательный способ — побить Донни его же оружием. Плюс, он не сможет сделать мне так уж больно. Я едва удерживаюсь, чтобы не рассмеяться вслух.

Несколько секунд я расхаживаю по комнате, нагнетая напряжение, а затем приступаю к делу. Хватаю две кассеты и побрякиваю ими одна о другую, чтобы он услышал, что я что-то взял, а затем удивленно восклицаю:

— А это еще что такое?

Голова Донни резко поворачивается. Йес-с-с! Победа!

А ручки-то — вот они! И в них — ничего! Двойная победа! О, ййееееессссссссссс! Я — гений!

Донни сердито хмурится, а затем разворачивается обратно к столу.

Вот ведь облом! Я только-только одержал — как стопудово признал бы любой нейтральный рефери — чистую победу, но Донни повел себя нечестно. Он не разозлился. Он даже не вышвырнул меня из комнаты.

И тут я замечаю, что он что-то рисует. Правда, отсюда трудно разглядеть, что именно. Возможно, это женщина, но я не уверен: слишком уж забавно растопырены руки-ноги. Донни загораживает от меня рисунок своим телом. Внезапно все эти кучи барахла, которые еще секунду назад мне так хотелось потрогать, теряют всякую притягательность. Сейчас я хочу только одного — увидеть, что он рисует. Но стоит попросить его показать, и я проиграл. Даже если я просто подойду поближе и дам понять, что мне это интересно, я все равно проиграл.

Теперь я знаю, как выводить людей из себя, когда мне исполнится семнадцать. Донни слишком достойный соперник. С ним ты все время в проигрыше.

Я отворачиваюсь и решаю вылезти из кожи вон. Есть лишь единственный способ выйти из ситуации победителем. Донни постоянно поднимает ставки, и теперь уже нельзя просто так спасовать. У меня остается одна, последняя возможность. Ящик прикроватной тумбочки.

Стараясь не шуметь, осторожно выдвигаю его. Затем оборачиваюсь и проверяю, как там Донни. Никакой реакции. Стоит ему распознать звук открываемого ящика, взрыв будет просто ядерный. Если это произойдет до того, как мне удастся оттуда что-нибудь хапнуть, результат схватки можно считать ничейным, а меня это совсем не устраивает, особенно с учетом той взбучки, что мне светит.

Замечаю в ящике что-то голубое. Крышка. Крышка баночки. Баночка не квадратная, но и не круглая. Баночек такой формы я еще не видел. Беззвучно и очень осторожно вынимаю ее из ящика и рассматриваю. Параллелепипед с закругленными гранями, размером где-то с мою ладонь. И слово, которое мне раньше никогда не встречалось.

Открываю крышку: баночка до половины заполнена какой-то бесцветной массой. Похоже на клей. Втягиваю носом запах, но в нем что-то такое, чего никак не назовешь клейким. Маслянистое, скользкое и совсем не липкое. В углублении хорошо видны следы пальцев Донни — там, откуда он это вычерпывал.

— Что это? — спрашиваю я.

Он не оборачивается и не отвечает. Сгорбившись над столом, продолжает рисовать.

— Что это?

Ноль реакции.

— Пахнет прикольно.

По-прежнему ничего.

Еще раз читаю слово на крышке:

— Ва-зе-лин. А для чего это?

Он налетает на меня как коршун. Его рука на моей кисти, он сжимает ее до тех пор, пока баночка не выпадает у меня из рук, а затем хватает меня за штаны, отрывает от пола и поднимает над собой, а я кричу: «Не надо! Не надо!» — но при этом смеюсь, потому что на самом деле мне нравится, а он изо всех сил швыряет меня на кровать, и я вижу, что Донни реально завелся, поскольку швыряет он меня прямо в угол, где я ударяюсь головой о стенку, и мне вдруг страшно хочется убежать, но он снова меня поднимает, и я ору как резаный:

— Отстааааааааааааааааааааннннннннь!

Но он опять бросает меня на кровать, так же резко и грубо. На этот раз мне не больно, так как я успеваю закрыть голову руками. Я быстро вскакиваю, быстрее, чем он ожидал, и бодаю его головой в живот, к чему он совершенно не готов, потом ныряю между его ног, пытаясь свинтить на коленках, но он успевает цапнуть меня за лодыжку и тащит назад, а я верещу:

— Аааааааааааа! Мое лицооооооооооооо!

Ковер зверски обжигает щеку. Тогда он отпускает мою лодыжку и, как только мои ноги шлепаются об пол, усаживается на меня сверху и принимается подпрыгивать вверх-вниз, как будто проверяет подвеску, и говорит, что если я еще хоть раз залезу в его ящик или даже просто войду в его комнату без спросу, он выдерет мне все волосы и я буду похож на жертву рака, а я не хочу доставлять ему удовольствие от мысли, что я его слышал, так что я просто ору во всю глотку: «ВАЗЕЛИН! ВАЗЕЛИН! ВАЗЕЛИН!» и вот уже я болтаюсь в воздухе вверх ногами, а потом вдруг плюхаюсь на живот на лестничной площадке, а его дверь с шумом захлопывается позади меня.

Грудь у меня болит, а глаза набухли и воспалились, будто их пытались выдавить из