— Это в твоем?

— Ну да. В бывшем моем, — со взддхом признал Антоша. — Они с Гусем в последнее время закорефанились. Я как-то прозевал это, и зря.

— Кто? — не понял Андрей. — С кем покорефанился?

— Ну Мамон, кто ж еще. Даже дома в Демидовке рядом выстроили, а в заборе калиточка, так что никто не видит, как Гусь к вашему начальнику водку пить ходит. Каждый вечер у него сидит.

— Откуда знаешь?

— Знаю. Как ни позвоню ему вечерком, так Зойка непременно к Мамону отправляет.

— На что же купился Мамон?

— Жадный он слишком. Как цыгане его за тот дом купили, так и поехало. Я ему спецом одного кента с большой партией «пластилина» подсунул, а потом якобы выкупать подкатил. Квартирку ему оформил, сынок там его теперь живет. Но весь наш базар этот я снял на видео. А чтоб не гоношился сильно, предложил войти в долю. Тут он и клюнул, падла. Потом уж сам в раж вошел, тайничок-то он мне сам предложил сделать, все равно, говорит, мне туда каждый месяц мотаться. Долю себе за это выбил побольше. Он когда в Хохляндию катит, мундир не снимает, чтобы не останавливали и на таможне не проверяли. Ну что, много я тебе настучал?

— Да, весьма. И что я тебе за это должен? Отмазать от гусевского выкупа?

Антоша равнодушно махнул рукой:

— Хрен с ним, с выкупом. Бабки у меня есть — в Железногорске я давно уже три магазина прикупил, две пекарни. Капает потихоньку, на жизнь хватает. За жлобство обидно, прищеми их, опер. Сможешь?

— А не боишься что Гусь тебя потом за Василька сдаст?

— Нет. Это ему не с руки. Он ведь тоже стрелял. Две пули моих, две — его.

— Ясно.

— Только, Андрюха, — Аркадий предостерегающе поднял руку. — Никому про наш разговор ни слова!

— Ладно, не дурак, — усмехнулся майор, поднимаясь со стула. — Ты когда отъезжаешь?

— Послезавтра. Армяне бабки подгонят за дом, и отвалю.

— Ну что ж, скатертью дорожка. Пока, Аркаша.

Руки на прощание они друг другу так и не пожали.

На долгое отсутствие Колодникова никто не обратил внимания. Пили уже по второй кружке пива, участковые хохотали над чем-то, а Астафьев с интересом слушал Зудова. Андрей мыслями был еще там, за бархатной портьерой небольшого кабинета, еще раз прокручивая весь разговор с одноклассником. Майор даже не прикоснулся к пиву, настолько сейчас боялся перебрать лишнего и забыть хоть что-то из этого невероятного разговора. Наконец он вышел из транса и прислушался к беседе оперативников.

— … и все вдребезги, он весь в крови, ревет как медведь и крушит эти зеркала!

— Ты про что это, Паш? — не понял Колодников.

— Да я про армию рассказываю, — пояснил капитан. — Я в Чехословакии служил, там мы раз пошли на аттракцион, называется зеркальный лабиринт. Стены — часть зеркала, часть стекла. Бродишь по нему и сам себя в десятках зеркал видишь и других, а где выход хрен его знает. Вот вроде стоят парни, руками машут, пошли, дескать, выходим. А выйти хренушки, только случайно. Мы еще поддали перед этим, я минут через сорок вышел, аж ноги гудели, а Мишка Сорокин, сибиряк наш, здоровый такой, бродил полтора часа, потом озверел и начал крошить все эти стекла кулаками. Изрезался весь в кровь, но выбрался.

— И что потом было? — спросил Юрий.

— А что, его сразу в Союз отправили, а часть наша потом деньги чехам выплачивала за разбитые зеркала. Но мы еще долго потом над этим смеялись. — Паша взглянул на часы:

— Может, пойдем, время уже одиннадцать.

— Да, надо идти, а то опять не выспимся.

Пиво вдогонку к водке сыграло свою роль, и из бара все шестеро вышли заметно пошатываясь. На улице они дружно пристроились «помыть» чей-то «вольво», испытав при этом двойное удовлетворение.

— Это чья такая тачка? — спросил Мысин.

— А черт его знает, но то, что он нам должен за автоуслуги, это точно, — сказал Фортуна, застегивая ширинку. — Может, он нас за это и подвезет?

— Ага, счас подвезет!

— Автобус катит! Андрюха, тормозни-ка его!

Мысин на ватных ногах выбежал на дорогу, отчаянно махая руками.

«Задержание» рейсового автобуса прошло успешно, и вся милицейская компания отбыла по домам.

Колодников с Зудовым вышли на одной остановке и до перекрестка шли вместе.

Остановились закурить по последней, и Андрей, подняв голову, взглянул на яркие летние звезды. В голове его все крутился разговор с одноклассником. Ему казалось, что он не успел сказать своему давнему противнику что-то важное.

— Как ты там говорил, стеклянный лабиринт? — спросил Андрей своего спутника.

— Ну да, а что?

— Паш, а тебе не кажется, что весь наш город точно такой же стеклянный лабиринт?

— Почему? — удивился капитан.

— А потому, что в нем все про всех знают. Кто первый бандит, кто первый вор, сколько ворует бургомистр, сколько у кого любовниц, кто братве помогает из наших…. А взять никого нельзя, не подойти! Как, похоже?

Паша качнул головой:

— Ну ты, Андрей, и загнул. Если наш Кривов лабиринт, то средство борьбы с ним давным-давно известно.

— Какое?

— Нить Ариадны.

Майор отрицательно замотал головой:

— Нет, Паша, это не то. Любую нить можно ножичком — чик! И все. Так нам и жизни не хватит ее распутывать. Ну ладно, давай!

Через час отбыл домой и владелец «вольво», бармен Василий Кузин по кличке Жиклер. Всю дорогу его терзали сомнения, и, добравшись до квартиры, он уже было решился позвонить, но, посмотрев на часы, работник сферы обслуживания решил перенести разговор на утро.

Астафьева разбудил телефонный звонок. После хорошей пьянки это все равно что труба архангела Гавриила, призывающая на судный день. Выскочив из постели, Юрий спросонья начал кружить по комнате, но никак не мог приблизиться к источнику звука. Словно нечистая сила отбрасывала его в сторону. Наконец он справился с «вертолетом» в голове и, подняв трубку, слабым голосом сказал:

— Астафьев у телефона.

— С вами говорит отец Светы Самойленко. Не могли бы вы к нам сейчас подъехать?

— Это срочно?

— По возможности — да.

— Хорошо, — сказал лейтенант, пытаясь по ходу дела понять, сколько сейчас времени. — Через полчаса я буду у вас.

Лишь положив трубку и сконцентрировав взгляд на часах, он понял, что стрелки