Вместе с криминалистами приехали неразлучные Вовчик и Левчик, которых сменили на посту два рядовых милиционера. Чуть попозже подъехала «Волга» с Сергеем Шалимовым, следователем прокуратуры. Последним обстоятельством Мазуров был очень доволен. Шалимов, по его мнению, был из прокурорских самым толковым, и, главное, он доверял работникам УГРО по большому счету, не придираясь по мелочам. Вместе с Колодниковым он начал деловито составлять протокол, а Мазуров с Колодниковым отправились в отдел прихватить пистолет Астафьева для предстоящей встречи с Жесткиным, по кличке Рваный. Они не могли даже предположить, что задержание Рваного, подозреваемого в убийстве и скрывающегося до сего момента, произойдет не так скоро, как они рассчитывали.
Первый, с кем они столкнулись в дверях управления, был небезызвестный Афонькин. Лицо воришки сияло радостью.
— Стой! Ты чего это тут расхаживаешь? — тормознул любителя красивой жизни Мазуров.
— Как что, домой иду, — ухмыльнулся тот. — Приходил прокурор и признал, что меня задержали не правильно.
— Это кто же у нас такой умный?
Майор за руку подтащил Афонькина к окошку дежурного.
— Киврин, кто этого орла отпустил?
— Приходила Занчевская, проверила документы и велела отпустить. Не оформлен соответствующим образом. В частности, нет заявления потерпевшего.
Мазуров обескураженно посмотрел в сторону Астафьева. Занчевская, инспектор прокуратуры по надзору, славилась своей въедливостью и непримиримостью к нарушению буквы закона. Спорить с ней было бесполезно, — легче уговорить слона станцевать польку- бабочку, чем Занчевскую изменить свое решение.
— Ты что, протокол по нему не оформил? — спросил Мазуров своего спутника.
— Да оформил я, только не зарегистрировал, — Юрий начал торопливо рыться в папке. — Некогда мне было. Здесь он где-то у меня.
Эту сцену с довольным и гордым видом лицезрел Афонькин. Казалось, для него все закончилось благополучно, но парень зарвался.
— Да, кстати, коверчик-то мне отдайте, — довольно решительно пискнул он.
— Чего?! — возопил Мазуров. Он мотнул головой Астафьеву. — Ну-ка проводи этого наглеца к нам в апартаменты и сбей с него спесь. А я попробую найти Фомина.
Перепуганный Афонькин попятился к выходу, но лейтенант ловко заломил ему руки за спину и поволок в сторону своего кабинета. Втолкнув воришку, тут же запер за собой дверь и до максимума повернул регулятор громкости радио. Кабинет наполнили звуки какого-то бравурного марша советских времен, и Юрий развернулся к своему «гостю».
— Так что тебе надо? Ковер? — спросил он.
— Ну да, — уже не столь уверенно сказал Афонькин.
— Это какой?
— Да вот… — И Афонькин рукой показал в угол, где громоздился рулон его утренней добычи.
Резкий удар с правой в челюсть ошеломил «любителя красивой жизни», он вскрикнул, попробовал прикрыться, но в этот момент удар с левой пришелся в ухо, и последовала частая серия ударов, не давая Афонькину опомниться. Лейтенант бил расчетливо, не кулаком, а подушечкой ладони, лишь поджав пальцы. Подобные удары не оставляли следов, и когда минут через десять в кабинет вошел Мазуров, его недавний утренний спутник, всклокоченный и красный, сидел в углу, но без видимых следов прошедшей взбучки.
— Ну, как он? — спросил Мазуров.
— Нормально, ни на что не претендует и готов рассказать, как все происходило на самом деле.
— Фомина нет, говорят, заболел.
— Знаем мы, чем он болеет после вчерашних поминок.
Мазуров обернулся к Афонькину:
— Ну, а теперь говори, где ты надыбал этот ковер?
Оперативники угрожающе нависли над сидящим Афонькиным. Вид у того был совсем жалкий и растерянный. Он сглотнул слюну и, запинаясь, начал рассказывать:
— Нет, честное слово, я шел с дач… там прихватил кое-что из нержавейки, думал сдать в приемный пункт. И решил срезать дорогу, пройти через кладбище… смотрю, могилка свежевырытая и рядом этот ковер лежит…
Милиционеры переглянулись.
— Ну что с ним делать? — спросил Мазуров. — Врет и не краснеет.
— Нет, в самом деле так было, — зачастил воришка, клятвенно прижимая руки к груди. — Я еще по сторонам оглянулся, Бурлака нигде нет, подождал немного, да и забрал его.
Астафьев почесывал ладонь правой руки в предчувствии будущей «работы», но Мазуров остановил его.
— Постой, — он обернулся к воришке. — Как ты сказал? Бурлак?
— Ну да, этот, «начальник кладбища». Раньше еще Юрий Иванович был, но тот под машину попал…
— Кладбище, — пробормотал майор, глядя на своего молодого напарника. — Кладбище.
— Ты думаешь… — начал понимать его лейтенант.
— Ну да. Это было позавчера, утром как раз поступила в больницу Орлова, в четыре тридцать, в пять пятнадцать утра я задержал этого орла. А красиво все складывается! — После этого он решился:
— Поехали! Колодников с бригадой еще должен быть там.
Свой рассказ Афонькин продолжил в машине:
— Я ведь не сразу его взял, подождал, походил. С Бурлаком тоже связываться неохота, он хоть мужик спокойный, но очень здоровый. Голову, на хрен, оторвать может одной рукой.
— Так ты его хорошо знаешь? — расспрашивал майор.
— А как же. Частенько у него в сторожке бухали.
— Он что, там постоянно живет?
— Да. Все еще удивлялись — на кладбище жить, это ж сдуреть можно, а он ничего, спокойно.
— Ты то место, где нашел ковер, показать сможешь?
— А как же!
Но на кладбище он уже не был так уверен. Пока Астафьев разыскивал Колодникова, Афонькин под присмотром Мазурова топтался около последнего ряда могил, озираясь по сторонам и бормоча под нос ругательства.
— Ну, чего?
— Да здесь где-то, только тут за два дня столько могил прибавилось. Не то в этом ряду, не то в том.
Подъехал «уазик» с Астафьевым и Колодниковым. Старший оперуполномоченный быстро разобрался в ситуации.
— Вырытая могила была одна? — спросил он.
— Одна, других не было.
— А ковер далеко лежал?
— Нет, метрах в двух.
Колодников оглянулся, недалеко от них в недрах замызганного «Беларуси» с зубастым