Василев сидел за письменным столом и что-то писал. Он еле поднял голову и небрежно указал Лакричнику на стул.

Фельдшер Шиверской уездной больницы Геннадий Петрович Лакричник. Пшикин, — добавил он и приятно улыбнулся.

Потом взял стул за спинку рукой, придвинул ближе к столу и сел — спокойно и твердо. Осторожно снял фуражку, положил ее на колени, поправил прическу и снова усмехнулся.

Знаю, — ответил после паузы Иван Максимович. — Чем могу служить?

Разрешите? — спросил Лакричник, указывая на зеркало, и, получив утвердительное «пожалуйста», подошел и неторопливо счистил пятнышко на лацкане пиджака. — Зашел выразить искреннее соболезнование, Иван Максимович, по поводу постигшего вас несчастья, — сказал он, возвращаясь обратно.

Ну? — промычал Василев, наклоняя по-бычиному голову. «Что это, шпана всякая соболезновать вздумала?» — закончил он уже мысленно.

Смею пожелать вам дальнейших успехов, Иван Максимович, и выразить надежду, что нанесенный вам страшным несчастьем ущерб не окажет тяжелых последствий в вашей дальнейшей плодотворной работе па пользу отечества и вы найдете в себе душевные силы для вящего…

Простите, господин… Лакричник, — перебил его витиеватую речь Иван Максимович, — это все, что вы мне имеете сказать?

«Пьян он, что ли?» — мелькнула догадка. Лакричник опять улыбнулся.

Простите за беспокойство, Иван Максимович, — встал он и поклонился, — но, многократно раздумывая в эти последние дни, пришел я к твердому решению переговорить с вами, посоветоваться…

О чем? — холодно спросил Василев.

О случившемся пожаре, Иван Максимович, — выдвигая подбородок и закрывая глаза, поспешно закончил Лакричпик.

«Нет, не пьян», — пожал плечами Василев — и вслух:

Что же имепно хотите вы мпе сказать?

Двадцать два дома, не включая вашего, сгорело,

Иван Максимович.

_ Да. Знаю. Продолжайте.

Двадцать две семьи остались без крова.

Продолжайте.

По свойственному многим людям легкомыслию,

дома погорельцев оказались незастрахованными.

Так. Что еще?

Смею думать, ваш домик, не в пример другим, был застрахован?

Ну и что же?

И, получив страховое вознаграждение, вы не понесли никакого ущерба?

А вам-то… что до этого… господин… Лакричник? — раздраженно двинул счеты по столу Василев.

Смею думать, Иван Максимович, — нисколько но смущаясь, продолжал Лакричник, — смею думать, что при вашей опытности в любых делах, — он сделал легкое ударение на слове «любых», — вы не понесли ущерба, как другие, но, возможно, совсем наоборот — получили некую пользу.

Это черт знает что! — встал Василев. — Что вам, собственно, нужно?

Не обладаю счастливой способностью быстро высказывать свои мысли, но имею к вам одно очень большое, важное дело. Извините.

Говорите скорее…

Вы меня все же извините, Иван Максимович. Не прошу, не торопите меня.

Ну, говорите же! — еле сдерживая гнев, ответил Иван Максимович.

Одну минуту. Вспомнил сейчас Никиту Антиповича, покойничка, погибшего смертью мученика, царство ему небесное, requiescat in расе, что значит: «Спи с миром!» — перекрестился он, вставая и прижимая платок к глазам.

Иван Максимович также встал и перекрестился.

Хотел я услышать ваше мнение, — опускаясь на стул, продолжал Лакричник, — мог бы какой-либо хозяин поджечь свой дом, если бы таковой имел, при этом губя Даже душу человеческую, чтобы только получить страховое вознаграждение выше настоящей стоимости дома?

Василев поморщился.

Я не намерен отвечать на такие вопросы. Что вам

нужно?

Заключаю из ваших слов, что такой поджог возможен. Попутно интересует и следующее: стал бы такой хозяин своими руками дом поджигать или нанял бы для сей цели человека?

Господин Лакричник, я вас прошу… — встал и с достоинством начал Иван Максимович.

Лакричник его перебил:

И один, извините, еще один вопрос: почему вы меня не выгоняете, Иван Максимович?.

Вон! — ударил кулаком по столу Иван Максимович и вскочил. — Вон, дрянь такая!

Простите, — поклонился Лакричник, — теперь я вижу, что мои рассуждения были ошибочны. — И пошел. — Меня интересовала личность поджигателя, — остановился он, взявшись за ручку двери.

Личность установлена. Ведутся розыски. — Дрожащими от гнева и досады руками перебирал Василев бумаги па столе.

На кого же пало подозрение? — вернулся от двери Лакричник.

Скрывшийся без вести Коронотов Порфирий…

Порфирий Гаврилович? — переспросил Лакричник.

Ну да. Вы же сами заявили об этом полицеймейстеру, господину Сухову. Вы видели, как поджигал Коронотов…

Ошибся. Отказываюсь от своих — слов. Порфирия Гавриловича я не видел…

Как не видел? Так кто же поджигатель?

Поджигатель — вы!

Василев отшатнулся. Лакричник подошел ближе и, сделав движение плечами и головой, соответствующее значению: «Извините, пожалуйста, я-то здесь ни при чем. Обстоятельства выше меня», — сказал:

Смею думать, что поджог дома вы совершили собственными руками, дабы избежать свидетелей лишних, а предосторожностей надлежащих не приняли вследствие вашей неопытности в делах такого рода. Со своей стороны могу дать совет…

Иван Максимович побагровел. Как! Ему, купцу первой гильдии, Василеву Ивану Максимовичу, угрожает, дает советы какой-то пропойца-фельдшеришка!.. И этот пьянчужка называет его прямо в упор, без обиняков, поджигателем!..

Вон! — закричал он, сверкая глазами. — Ты что,

шантажировать меня пришел?

Лакричник с достоинством выпрямился.

Вы мне нанесли весьма тяжелое оскорбление, господин Василев. Я настаиваю на ваших