Да ничего. Во всем оказал содействие. Встречался с высокопреосвященным Василием. Привет тебе и супруге твоей передавал.

Иван Максимович наклонил голову. Баранов повернулся к Маннбергу.

Вы по какому делу, Густав Евгеньевич, пожаловали к нам?

Вас ожидаю. Я командирован министерством путей сообщения. Изыскивал окончательный вариант железнодорожной трассы.

Так, — испытующе посмотрел на него Баранов, словно что-то вспоминая. — И кто же строит ее? Какими средствами?

Как кто? Казна. Государство.

А кишка не тонка? В Иркутске ходят разговоры другие: собери под скребок все железо в России — недостанет, чтобы протянуть такую махину. — Баранов так и ел глазами Маннберга. — На поклон к загранице пойти придется. А? Кому там за железо кланяться?

Ерунда! — побагровел Маннберг, чувствуя на себе тяжесть взгляда Баранова. — Неуместные разговоры! Хватит в России железа.

Мне припоминается: вроде твою фамилию назы-

вали в Иркутске. В докладе государю записана. Там, где

за чужим железом на коленочках ползти советуется. А?

Часом, с заграничными фирмами ты не связанный?

Шутить изволите!

Шутить, говоришь? — повертываясь и ловчее при-

мащиваясь к столу, промолвил Баранов. — Не люблю вся-

ких финтилыциков. Что есть — то есть. Стой твердо! —

II, распластывая жареного гуся, спросил — Ну, ладно.

Значит, железа хватит, а вашего брата как? Инженеров?

Тоже приглашать заграничных?

Не обладаю необходимыми сведениями, чтобы вам точно ответить… — замялся Маннберг.

Опять зафинтил, зафинтил, милочок! Ха-ха-ха! Ну, как? Припер я тебя здорово? Ха-ха- ха! Когда будем лицезреть здесь начало работы?

Необходимо решение городской управы об отводе принадлежащей городу земли.

Ага! Можно, — с аппетитом обсасывая гусиное крылышко, сказал голова. — А где вам требуется наша земля?

В основном — на Коблуке, под вокзальные постройки, и дальше — узкая полоса вдоль города — под полотно.

Что? — Баранов ударил ладонью по столу. — Депов-щина?! Слесаря?! Дымом, мазутом поганить город? Не дам! Всякая сволочь, мастеровщина, шпана наедет… Не дам!

Позвольте, — от неожиданности поперхнулся сухариком Маннберг, — как же не дадите?

А вот так, очень просто. Не дам. Веди левым берегом.

Но, Роман Захарович, там же болото!

Засыпешь.

И лишняя петля.

Кому? Тебе? Пусть лучше тебе, чем мне… Ха-ха-ха!

Одобряю мнение Роман Захаровича, — вступил в разговор Федоров.

Иван Максимович сидел, теребя русые колечки бороды, и молча поглядывал на спорщиков. Елена Александровна пила чай.

Нет, это невозможно. Вы шутите, Роман Захарович. Линия уже прошла Канск, ведутся работы у Тайшета… И протелеграфирую министру.

А что мне твой министр? Где такие законы, чтобы на чужую землю нахалом влезать?

Интересы города…

Я — интерес города.

Добьюсь указа его величества…

Улита едет… ха-ха-ха!

Я настаиваю на своем.

А я — на своем… ха-ха-ха!

Вы подумайте, Роман Захарович. Вы губите будущность города. Вы загоняете его в трясину, в болото.

А ты хочешь мне мастеровщины всякой сюда напустить? Слава тебе господи, в городе тихо, спокойно. Каждый своим домом живет, в казну, что с него причитается, платит, в бога верует, в церковь ходит, не требует для себя ничего. А тогда? Как наедут бездомные да бесштанные, у которых нет ничего, кроме рук, да им не то что в церковь ходить или уважать власти — им сам черт не брат! Эта публика — как мокрый снег: вроде каждая снежинка мягкая, а сожмутся в комок… морды такими комьями разбивают!

Позвольте, но ведь железная дорога через всю Сибирь все равно пройдет, г. рабочие по всей дороге будут.

Будут! Будут, черт бы их побрал! Так пусть хоть за три версты от города, а не в самом городе, не прямо на моей шее.

Вы преувеличиваете опасности, Роман Захарович.

Я преувеличиваю? В Петербурге, по российским городам что делается? Кто из хозяев на заводах, на фабриках там спокойно спит? Кому там, разговаривая со своими рабочими, в кармане револьвер щупать не приходится? А по Сибири пока тишина. Некому здесь шумы и громы устраивать. Вот они, — показал Баранов на Василева и Федорова, — спокойно торгуют себе и горя не знают. Так ты хочешь им и в нашем городе устроить Петербург?

Шутите, Роман Захарович. В Восточной Сибири нет крупной промышленности, это сторона хлебопашеская и охотничьих, таежных промыслов. А назначение железной дороги — обслуживать торговлю и главным образом способствовать усилению охраны дальневосточных границ Российской империи.

Нет, почему же не строить заводы в Восточной Сибири! — вмешался в разговор Василев. — Условия для этого здесь вполне благоприятные. Я, например, склонен сам…

Хватит! — ударил ладонью по столу Баранов. — Любя тебя, Иван, скажу: станешь потом кусать локотки. Спорить с тобой сейчас не хочу, а ты мне с ним дело решать не мешай. — И наклонился к Маннбергу: — Вот что, милочок: ты чего из кожи вон так лезешь? Ты, что ли, будешь строить?

Да, по окончании изысканий на этом участке я при-

нимаю руководство работами.

Не понял ты… Я говорю: свою, что ли, ты дорогу будешь строить?

Помилуйте! Как же это?

Ну, вот что, милочок: зайди ко мне вечерком, — голова хлопнул Маннберга по плечу, — потолкуем. И они подойдут.

Дальше беседа вовсе расклеилась. Чувствовалась общая неловкость. Говорить было не о чем. Гости стали прощаться. Последним выходил голова. Замешкавшись у дверей прихожей, он склонился к провожавшему его Ивану Максимовичу.

Забегал я к тебе сказать вот о чем, да при этом говорить не захотел, — разумея Маннберга, сказал голова, — народ такой — рукогреи, из-под носа соплю вырвет, хотя из себя честность неприступную корчит. Да… Говорили в Иркутске: жилы слюдяные на Бирюсе обнаружены, а заявка еще не сделана. Ты бы поискал того человека. Дело будет доходное. К жениному прииску теперь попривык, со слюдой тоже управишься. Не завод строить, старатели на тебя работать будут.