мира»» — не кем иным, как королем Георгом VI. В результате этих переговоров Британия должна была заключить мирное соглашение с Гитлером, который собирался после этого напасть на Советский союз. Об этом в 1941 г. из Лондона сообщал американский военный атташе, об этом говорила и советская разведка. Предпринимая постоянные попытки заполучить поддержку Англии в войне против Советского Союза (настолько постоянные, что они уже граничили с одержимостью), Гитлер, вероятно, собирался добиться мира с Англией, развязав войну на Востоке. Таким образом, Гитлер рассчитывал, что ему не придется воевать на два фронта после нападения на Советский Союз.[1652]

Как известно, из этого ничего не вышло. В своей новаторской истории немецкой внешней политики Клаус Хильдебранд задается вопросом: «Почему Гитлер… верил, что на фоне поражения ему удастся… сойтись с Великобританией» и «вместе с Великобританией загнать век в рамки»? («А ведь если бы к власти не пришел «полуамериканец» Уинстон Черчилль, Гитлер вполне мог бы дождаться исполнения своих мечтаний», — напоминал автор книги «Десять дней, которые спасли Запад».) Даже в 1944 г. в гитлеровской Германии «многочисленные представители государства и вермахта, экономических кругов и высшего общества цеплялись за английскую иллюзию».[1653] В конце концов, ни одно немецкое правительство в своей силовой политической экспансии никогда не получало такой поддержки со стороны Англии, как правительство Адольфа Гитлера. И, пожалуй, ни один глава немецкого государства так не идеализировал Англию, как Гитлер. Нацистский режим всегда относился к британской империи как к «старшему брату Третьего рейха», связанному с Германией общими постулатами о расовом превосходстве. Нацисты считали, что англичане, критикующие Третий рейх, отрекаются от истории собственной страны, от ее подлинной сути. Однако в решающие предвоенные годы таких в Британии было меньшинство, и к тому же они почти не имели влияния. И заявление, сделанное Гитлером в 1931 г. о том, что Германия заинтересована в сохранении британской власти над Индией, произвело «особое впечатление в Лондоне».[1654]

После того как в НСДАП победила ориентация Гитлера на Англию (в противовес ориентации Отто Штрассера на Россию[1655] и колониальные народы), судьба Германии во второй мировой войне геополитически была предрешена. Была предрешена роль Германии, которую Ханс Гримм определял не в последнюю очередь как роль «британского форпоста на Востоке».[1656] Неоднократный отказ Германии в прошлом «таскать для Англии каштаны из огня» был ошибкой — прямо заявляет Гитлер в «Mein Kampf»: еще в 1904 г. немцам следовало напасть на Россию, чтобы добиться благоволения Англии…[1657] Именно таким образом Германская империя должна была сделаться мечом Британии на континенте, используемым против Востока. «Конечная цель политики Гитлера… состояла в присоединении к Британской империи»: он хотел любыми способами войти в мир англичан — самый привилегированный из миров — сначала на правах поверенного в делах, а затем и в качестве руководителя (писал Н. Зомбарт, ссылаясь на Карла Шмидта).[1658]

Расизм завоевал уважение — начиная со времен кайзера — именно благодаря престижу его британских моделей. И этот вывод легко подтверждается документами. Добровольная зависимость от англосаксонских ориентиров пережила и вильгельмовскую империю, и Третий рейх. Так, один бывший заместитель шефа имперской прессы нацистской Германии даже в 1955 г. приписывал «большинству немцев тридцать три почтительных поклона» перед англичанами.[1659] Оценивая себя, немцы два века оглядывались на Англию. Генрих фон Трейчке, например, отмечал «космополитизм» немцев в отличие от врожденной «ограниченности» англичан. «Им [немцам] придется работать над собой, пока… они не станут думать и о себе самих», — такой вывод делал Трейчке.[1660] Гете также ставил англичан в пример: «Если бы немцам, по образцу англичан, привить меньше любви к философии и больше энергии, меньше интереса к теории и больше — к практике…».[1661] Тот же Гете в беседе с Эккерманом заметил: «Немцы бьются над разрешением философских проблем, а тем временем англичане, с их практической сметкой, смеются над нами и завоевывают мир».[1662] Однако недостижимое должно было стать реальностью — при посредстве «патологического комплекса неполноценности национал-социалистов по отношению к англичанам… превратившегося в высокомерие».[1663]

Ведь Англия как самое раннее национальное государство, как первая индустриальная держава и как империя с самыми протяженными заморскими владениями была субъектом как кальвинистского сознания избранности, так позже и социал-дарвинистского сознания права сильного: «Постепенное угасание низших рас — не только закон природы, но и благо для человечества, — подбадривал англичан сэр Чарлз Дилк. — …Наша британская кровь… немало потрудилась над распространением людей нашей расы по всему миру». «Империю сформировали расовые инстинкты», — уверял, начиная с 1889 г., Джордж Паркин как примас миссионеров империализма.[1664] Подобные заявления вполне соответствовали британским представлениям об избранности, которые опосредованно (через кальвинистское пуританство) проистекали из ветхозаветных источников.

Пуританские корни продолжали определять характер английского национализма. Англия была первой страной, где все население поголовно обладало национальным сознанием. «Господь, наш Бог, Высочайший… Он проложил нам путь до краев земли», а «если кровь есть цена… Господь Бог, мы заплатили ее сполна», — писал в 1893 г. Киплинг. Вполне в соответствии с ветхозаветным духом Израиль стал для Англии Мильтона, Англии XVII века, образцом при покорении Ирландии.[1665]

Для подобных английских расистов как библейского, так и социал-дарвинистского толка кельты были почти такой же низшей расой, как «ниггеры». Согласно «научным» представлениям англичан, по степени развития мозга ирландцы приближались к малайцам. Самым же большим мозгом обладали, конечно, англичане — если верить исследованиям в области мозга Сэмуэля Мортона. Низкий уровень развития ирландцев объяснялся их происхождением от «иберо-монтолоидной расы». Эта смесь якобы и породила ленивых и шумных, невоздержанных ирландцев.[1666]

«Если б только каждый ирландец прикончил по негру — и был бы за это повешен…» — мечтал в 1881 г. профессор оксфордского университета Эдвард Фримэн. Этот же профессор высказывался за то, чтобы предоставлять «нетевтонским [non-Dutch] арийцам» американское гражданство лишь в третьем поколении, а неарицам — вообще не давать гражданства, не говоря уж о неграх, этих «огромных черных обезьянах», как он называл их. «Евреи не могут не лгать», — еще один тезис этого уважаемого оксфордского профессора; ему же принадлежит и следующая фраза: «Каждая нация вправе притеснять своих евреев».[1667]

Другой оксфордский профессор истории Джеймс Энтони Фрод учил своих студентов, что туземцы — неполноценны в расовом отношении, и что рабство является для них благом. Все эти идеи полностью соответствовали учению Карлейля. [1668] Следуя этой же традиции, автор школьного учебника «Введение в историю Англии», переизданного десять раз (до 1954 г.), Флетчер (кстати, тоже преподаватель оксфордского университета) решительно порывал с «пустыми

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату