Мой разум был обескуражен открывшимся ему зрелищем. Мелькнула паническая мысль, своего рода попытка оправдаться перед собой: «Я добровольно стал мертвым, потому что оставаться живым — слишком больно».
Повинуясь внезапному, почти немотивированному порыву, я вышел из дома и отправился в «Салон». Альфа уже накрыла вымытые чашки крахмальной салфеткой, но еще не погасила свет и не заперла дверь, поэтому я решил, что мое вторжение будет не слишком бестактным.
— У меня только один вопрос, — сказал я в ответ на ее удивленный взгляд. — Ты ведь помнишь тот день, когда я впервые к тебе зашел, правда?
— Отлично помню, — кивнула она.
— Скажи, только честно: я с тех пор сильно изменился?
— Даже не знаю, — она пожала плечами. — Ну, наверное, с тех пор ты стал немножко занудой, но это вполне объяснимо.
— Занудой? — почти с удовольствием переспросил я. — И это все?
— Да… наверное. Ну, еще ты слегка растолстел, но в твоем случае это не скоро станет настоящей проблемой. Скорее никогда, чем когда-нибудь…
— Еще, — потребовал я. — Ты молчишь о самом главном, Альфа.
— А что ты хочешь услышать? — сердито спросила она. — Что ты перестал быть мне интересен? Что ты достал меня своей дурацкой манерой являться каждый день в одно и то же время? Что, когда ты в очередной раз начинаешь пересказывать историю своих похождений, невозможно поверить, будто ты и есть тот самый веселый и бесстрашный мальчик, с которым ежедневно случались чудеса? Ты это хотел услышать? Ну вот, услышал… Впрочем, не бери в голову, Макс, то же самое я могу сказать любому из своих друзей. И собственному отражению в зеркале заодно.
Я слушал ее и чувствовал, что еще немного, и я могу расплакаться от обиды. Именно то, что требовалось!
За этим я к ней и шел, зная за собой давнюю слабость: я люблю нравиться, мое глупое сердечко жаждет восхищенных вздохов, а голова идет кругом после пары-тройки второсортных комплиментов. Я знал, что самый деликатный упрек из чужих уст встряхнет меня гораздо эффективнее, чем длительный сеанс самоедства. Что ж, мне повезло: умница Альфа наговорила мне гораздо больше неприятных вещей, чем я рассчитывал.
— Спасибо, — искренне сказал я. — Именно то, что надо! А теперь подскажи мне, где живет Сэм.
— Сэмюэль? — удивленно переспросила она. — Макс, он не скажет тебе ничего нового. Уверяю тебя: кроме клятвенных заверений в неизменной симпатии и вечной дружбе ты из него ничего не выколотишь!
— А он мне не для разговоров нужен, — усмехнулся я. — Ну будь человеком, дай адресок. Ты же все про всех знаешь!
Несколько секунд Альфа в замешательстве рассматривала меня, словно мы только что познакомились. Внезапно нахмурилась, кивнула и подробно объяснила мне, как найти дом Сэмюэля. Я обнял ее, бесцеремонно притянул к себе и звонко расцеловал в щеки, искренне удивляясь, почему никогда не пробовал сделать это прежде — отличное занятие!
Переступая порог кафе, я ощущал ее изумленный взгляд на своей спине. Взгляд был теплый, как солнечный зайчик. Мне хотелось плакать. Я знал, что больше никогда не увижу Альфу. Но и смеяться мне тоже хотелось, потому что я твердо решил, что больше никогда не увижу в зеркале сонные сытые глаза мертвого сэра Макса. Все что угодно, только не это!
Дом Сэмюэля я нашел почти сразу: Альфа очень толково мне все объяснила. Особая примета, красный флюгер на крыше, оказалась очень кстати: во-первых, дом видно издалека, а во-вторых, я не мучился напрасными сомнениями, когда стучал в дверь. В Тихом Городе дома не имеют номеров, а улицы — названий, поэтому риск попасть не по адресу чрезвычайно велик.
Сэм открыл мне не сразу. А когда открыл, я понял, что вытащил его из постели. Но я досадливо отмахнулся от угрызений совести: слишком высоки были ставки.
— Сэмюэль, дружище, — торопливо сказал я, — об одном прошу: сначала выслушайте меня, а потом гоните, хорошо?
— Хорошо, — сонно согласился он. — Может быть, зайдете в дом, Макс? Зачем беседовать на пороге?
— Как вам будет угодно, — церемонно ответствовал я.
Зашел вслед за растерянным хозяином в гостиную. Бросил косой взгляд на зеркало. Глаза у моего отражения были ошалевшими, дикими, отчаянными, но уж никак не сонными. И то хлеб.
— Сэм, — решительно сказал я, утонув в глубоком плюшевом кресле. — Я бы ни за что не решился злоупотреблять вашим временем, но я в безвыходной ситуации. У меня в этом клятом городе только один знакомый бывший бешеный оборотень — вы. Укусите меня, пожалуйста, до крови, если вас это не слишком затруднит.
— Что-о-о? — изумленно протянул он и, кажется, начал просыпаться.
— Укусите меня, пожалуйста, — смиренно повторил я.
— Но зачем? — густые брови моего собеседника медленно ползли вверх. Потом его лицо прояснилось, и он с видимым облегчением спросил: — Это шутка, Макс? Немного некстати, но мне даже нравится…
— Это не шутка, — твердо сказал я. — Просто вы — мой единственный шанс. Мне позарез нужно взбеситься. Сойти с ума. Стать одержимым. Одной моей доброй воли для этого не хватит: я слишком распустился, обмяк, стал спокойным и благодушным. Магия тут не работает, в чем я неоднократно убеждался на практике. Но бешенство — не магия. Вдруг поможет? Иммунитета у меня точно нет. В Тихом Городе никто не умирает, верно? Значит, и я не умру, только съеду с катушек — именно то, что требуется!
— Зачем это вам? — тихо спросил он. — Я имею в виду: зачем вам сходить с ума, Макс? Вы надеетесь, что это поможет вам покинуть Город? Я, как видите, все еще здесь.
— Вы — это вы, а я — это я… Впрочем, я ни на что не надеюсь. Но я обязан попробовать.
Мой ответ его вполне удовлетворил. По крайней мере, он кивнул, подошел поближе и без дополнительного предупреждения впился в мое предплечье удивительно острыми зубами. Это было очень больно («жить вообще больно», — напомнил я себе), но я рассмеялся от радости.
— Вы довольны? — вежливо спросил Сэмюэль, снова усаживаясь в кресло. — В таком случае я бы предпочел отправиться спать. Кстати, имейте в виду: если вам станет совсем скверно, я готов помочь практическим советом в любое время.
— Спасибо, — улыбнулся я. — Надеюсь, все обойдется. Я ухожу, Сэм. Доброй ночи. Заприте за мной дверь.
Вернувшись домой, я торжествующе уставился на собственное отражение в зеркале.
— Ну что, нашел я на тебя управу? — ехидно спросил я своего зазеркального двойника. — Вот то-то. Живи, скотина! Вой от тоски, рычи от боли, если сильно припечет, но живи.
Нечего и говорить, что жизнь моя с этого дня разительно переменилась. Я твердо решил удрать из Тихого Города. Зачем, куда и что я потом буду с собой делать — все эти вопросы не имели решительно никакого значения.
Откровенно говоря, меня просто напугала легкость, с какой я опустился, размяк, расслабился, превратился в зануду, по-стариковски разглагольствующего о своих былых подвигах. Я не раз слышал, что солдат, публично уличенный в трусости, нередко становится самым отчаянным героем: его подстегивает страстное желание доказать миру, что он не так уж безнадежен. Нечто в таком роде произошло и со мной.
После вышеописанного взрыва эмоций, завершившегося визитом к знакомому оборотню, я проснулся совершенно разбитым. Нервы были на взводе, разум панически метался между страхом и отчаянием, на сердце покоилось несколько дюжин Греттировых подымов,[6] память услужливо подсовывала живописные картины прошлого, утраченного навсегда, а кровь стыла в жилах при
