— Он не гад, — мягко возразила Меламори. — Поверь мне, я с ним немного знакома. Просто неуклюжий, нелепый человек. Нервный, суетливый. Он потом говорил, что растерялся. Думаю, так оно и было. Невелик грех — растеряться. Просто таким людям нельзя становиться Великими Магистрами. Интересно, что за крутой колдун такой решил сжить его со света? Кому он нужен?
— Сейчас узнаем, — пообещал я. — Мы уже близко.
Злоумышленником, как и следовало ожидать, оказался сын одной из «наседок», бывший Старший Магистр Ордена Колючих Ягод. Еще в Смутные Времена он поклялся отомстить за нелепую смерть матери и ее подружек. Поскольку он был вынужден отправиться в изгнание, возможность привести приговор в исполнение появилась только сегодня: рано утром наш поджигатель сошел на родной берег с уандукского корабля.
Мы сдали беднягу судебным властям и отправились в Дом у Моста с несгибаемым намерением как следует почить на лаврах.
— Сто с лишним лет изгнания его ничему не научили, — резюмировал я. — В частности, тому, что прошлое — не то сокровище, которым стоит дорожить.
— А ты сам-то уже научился не дорожить сокровищами такого рода? — лукаво спросил сэр Кофа.
— У меня не было ста лет, — парировал я. — Научусь еще, куда я денусь!
Мои планы касательно ночи осуществились с почти пугающей легкостью. По дороге я сжимал в руках теплую ладошку своей спутницы и удивленно думал, что с уходом Джуффина моя жизнь вовсе не закончилась. Более того, она была вполне прекрасна и обещала становиться все лучше и лучше. С ума сойти!
«Ты можешь обойтись без кого угодно», — когда-то говорил мне мудрый Лойсо Пондохва. В ту пору я не хотел ему верить, зато сейчас был готов искренне согласиться с этим утверждением — при условии, что из общего списка вычеркнут Меламори. На ее счет у меня с некоторых пор имелись серьезные сомнения.
Незадолго до Последнего Дня года я внезапно обнаружил, что мы благополучно просуществовали без шефа уже черт знает сколько времени: конец весны, лето, осень и почти всю зиму.
Тайный Сыск не прекратил свое существование, прекрасная столица Соединенного Королевства не заполнилась мятежными Магистрами и обнаглевшими преступниками, неприятности, которые время от времени у нас случались, не выходили за рамки моих представлений о рутине.
Начальствовать шесть дней из тридцати оказалось совсем необременительно, Его Величество Гуриг с явным удовольствием принимал у себя во дворце нас с Кофой, а сэр Шурф обладал завидным даром писать неизбежные отчеты с такой зловещей регулярностью, что даже обычный цейтнот, надвигающийся всякий раз накануне Последнего Дня года, на сей раз нам не грозил.
«Старый лис хорошо нас вымуштровал, — с нежностью подумал я. — Достаточно хорошо, чтобы послать нас к черту, когда на горизонте замаячили тайны поинтереснее».
В общем, как выяснилось, я вполне мог обойтись без сэра Джуффина Халли. Проблема была в том, что я вовсе не хотел без него обходиться. Теперь, когда я окончательно убедился, что сэр Джуффин в качестве пилюли от всех проблем нам уже не особенно нужен, мне стало не хватать нашей дружбы. Его язвительных шуток и жутких сюрпризов, острого языка и умения уютно устроиться за любым столом, его сочувственных улыбок и редких, всегда неожиданных откровений.
— Хреново мне без вас, шеф, — сказал я, уставившись в потолок. — И что с этим делать?
Вопрос, разумеется, был риторическим. Что делать, что делать — жить, что же еще?! Этим я, собственно говоря, в отсутствие Джуффина и занимался.
Вещественные доказательства помещались прямо здесь, в кабинете. И в немалом количестве. Сэр Шурф Лонли-Локли во время второго своего начальствования распорядился, чтобы самопишущие таблички с отчетами о закрытых делах были приведены в порядок и расставлены по полкам согласно хронологии. Надо отдать должное этому героическому субъекту: после того как очередной срок его власти истек и сэр Шурф снова стал рядовым сотрудником Тайного Сыска, он собственноручно осуществил сие нелегкое дело, с холодной вежливостью пресекая любые попытки хоть чем-то ему помочь.
Когда же управление Тайным Сыском на шесть дней перешло в мои ненадежные руки, я завел традицию снабжать одинаковые таблички яркими этикетками с легкомысленными заголовками, более подходящими для детективных романов, чем для секретной документации: «Кувви Мехла, король воров», «Белые люди из ниоткуда», «Чангайский блудник», «Попрыгунчик», «Радужный беглец», «Собиратель ненужных жизней», «Марлох, Марлита и Мариулхи». Впрочем, против такого нововведения не возражал даже строгий сэр Шурф: броские заголовки словно бы окружили отчетную, самую рутинную часть нашей работы романтическим ореолом, да и отыскать нужную стопку табличек стало куда легче.
Безделье — мать сентиментальности. Начальнику Тайного Сыска, чьи обязанности я в очередной раз исполнял, обычно решительно нечем заняться в промежутке между двумя национальными бедствиями, которые, хвала Магистрам, в последнее время случаются все реже.
У меня был скудный выбор: отправиться ужинать, почитать свежие газеты или предаться воспоминаниям. Первый пункт никуда не годился, ибо я только что пообедал; второй был еще хуже, поскольку за обедом я прочитал всю прессу от корки до корки, в очередной раз восхитился слогом редакторской колонки «Королевского Голоса» и даже отправил зов сэру Рогро Жиилю. Наговорил ему комплиментов и пригласил отужинать в «Джуффиновой Дюжине». Этот поступок, надо понимать, окончательно ставил крест на возможности номер один: приходить в трактир виртуоза Мохи с набитым брюхом — сущее безумие.
Поэтому я восседал на собственном рабочем столе, курил и разглядывал яркие этикетки, надписанные, по большей части, моей же собственной рукой, и, можно сказать, с чувством глубокого удовлетворения оглядывал пройденный нами путь.
Ни одного нераскрытого дела не повисло на Тайном Сыске за время отсутствия могущественного шефа, и это было круто. Мы оказались не то очень сообразительными, не то невероятно могущественными, не то просто чертовски везучими ребятами. Последний пункт казался мне наиболее вероятным…
Мой взгляд неспешно переползал с одной таблички на другую.
Надо сказать, это хлопотное дело было, в первую очередь, напоминанием о том, как я впервые посетил столичную оперу.
Инициатором культурного мероприятия стал, как ни странно, сэр Мелифаро. Ввалился ко мне на закате и пинками выгнал из-за обеденного стола — наряжаться. Дескать, на наши имена пришло личное приглашение от самого маэстро Екки Балбалао, а такими приглашениями даже Его Величество не пренебрегает.
Надо сказать, я был весьма удивлен, узнав, что, невзирая на страстную любовь столичных жителей к оперному искусству, никаких театров в обычном понимании этого слова в Ехо нет. Зато есть известные артисты, которые время от времени устраивают представления у себя дома.
Если принять во внимание, в каких дворцах живут наши знаменитости, сразу становится ясно, что на обычное домашнее музицирование это не слишком похоже. Маэстро за свой счет нанимает музыкантов и других певцов, рангом пониже.
Билетов на подобные представления не продают, но существует традиция, согласно которой следует перед уходом «забыть» в доме маэстро кошелек с деньгами, драгоценный перстень или что-то в таком роде. Можно, разумеется, уйти, не расплатившись, но о таком скупом меломане сразу пойдет дурная слава. Даже в газете могут написать — если разобиженный маэстро пожалуется репортеру светской хроники на «падение нравов». Того гляди, перестанут не только приглашать на представления, но даже пускать на порог; слезные просьбы, пылкие клятвы и толстые кошельки уже не помогут.
«Холостяцкая квартирка» маэстро Балбалао (именно так это место именовалось в приглашении) потрясла меня до глубины души. Гостиная была оборудована роскошнее, чем иной театр: полукруг изолированных лож с удобными диванами, в центре — сцена, перед сценой — бассейн. В бассейне рос танцующий тростник апуе из страны Тонтори и плескались экзотические поющие рыбки лелепо с островов Банум (в ходе представления их тоненькие голоски иногда присоединялись к тенору маэстро). Там же
