над тобой, а над автором труда, который ты столь любезно цитируешь. С тебя-то какой спрос, читал, что под руку подвернулось. Ладно, если звуки смеха тебе теперь ненавистны, буду вести себя более сдержанно.

— Да нет, вовсе не ненавистны. Просто я так и не понял, что тут смешного.

— А вот что. На самом деле сила практикующего Истинную магию не истощается, а, напротив, возрастает с каждым днем. Интересно все-таки, кто был автором этой твоей книжицы? Просто невежественный дурак, или сбрендивший адепт Истинной магии из начинающих решил схитрить, отпугнуть любопытствующих и сохранить тайну, которая, честно говоря, распрекрасно сама себя бережет, без посторонней помощи, поскольку людей, способных к Истинной магии, раз, два и обчелся… Ну хорошо, не «раз, два», а раз, два, три, четыре, пять, ладно, пусть даже пять дюжин на все Соединенное Королевство — считай, почти никого. Причем, что забавно, основы-то может освоить практически каждый, а вот дальше способны идти только единицы. Хумгат далеко не всякого принимает. Впрочем, неважно. Лучше рассказывай, что еще ты знаешь.

Мне не хотелось продолжать. И так ясно, к чему он ведет. В финале будет сделан следующий вывод: все, что я до сих пор слышал и читал об Истинной магии, не соответствует действительности. Вероятно, так оно и есть. Ну и зачем тратить время на пересказ недостоверных сведений? Поэтому я пожал плечами.

— В сущности, больше ничего интересного. Я бы предпочел послушать, что скажете вы.

— Ну вот, посмотрите на него, каков хитрец! Еду получил, а развлекать меня отказывается, — ухмыльнулся Кеттариец.

Но я, конечно, понял, что ему вовсе не жаль еды, просто такая у человека манера выражаться.

— Кардинальное отличие Истинной магии от традиционной, изучению которой ты посвятил свою жизнь, состоит вот в чем, — охотно принялся объяснять он. — Угуландская Очевидная магия — грубое насилие над реальностью, тогда как Истинная магия — исполнение ее тайных, невысказанных желаний. И вот еще что. В этой твоей безымянной книжице было как минимум одно высказывание, вполне соответствующее реальному положению дел. Практикующий Истинную магию действительно не использует силу Сердца Мира. Мы черпаем ее из иного источника, вернее — отовсюду. Этой силой пронизано все существующее — заметь, не только живое, вернее, не только то, что мы привыкли считать живым. И вот восхитительный парадокс: чем больше ее берешь, тем больше становится, а когда не берешь вовсе — плохо дело. Город, где никто никогда не практиковал Истинную магию, — унылое место. Но таких, хвала магистрам, почти нет. Везде что-нибудь да происходит, хоть изредка, да находятся умельцы. Некоторые мои коллеги, охочие до добрых дел, время от времени совершают путешествия, своего рода паломничества по разным городам Мира, специально, чтобы немного поколдовать, это все равно что распахнуть окно, впустить в дом свежий ветер. Я бы и сам с удовольствием проводил время таким образом, да занят пока… Думаю, кстати, тебе должно очень понравиться, что нам вовсе не обязательно безвылазно сидеть в Ехо. Можно с равным успехом колдовать здесь, в Кеттари, в графстве Хотта, в Куманском халифате, да хоть в Арварохе!

— Да, звучит привлекательно, — согласился я.

Теоретически я бы должен был от радости на потолке плясать: подумать только, самые смелые мои мечты вдруг начали осуществляться. Сперва мне посулили почти бесконечно долгую жизнь, теперь обещают доступ к неограниченному могуществу и причастность к увлекательным тайнам. Но я лишь вполне равнодушно отметил сей факт, а потом задумался над вопросом: исполнение заветного желания после того, как оно утратило остроту и актуальность, — что это, мой частный случай или некое общее правило, которое следует запомнить и взять на вооружение?

— Забавно вот что, — продолжал тем временем Чиффа. — Многие нынешние колдуны знакомы с азами Истинной магии; при этом они редко понимают, что именно делают. Вот, скажем, искусство Темного Пути изначально было первым из большого комплекса упражнений, постепенно подготавливающих новичка к путешествию через Хумгат, а теперь считается совершенно самодостаточным действием, причем чуть ли не венцом магического искусства. Большинство колдунов, обученных практике Темного Пути, даже не подозревают, что таким образом приобщились к Истинной магии, в существование и тем более в пользу которой приучены не верить… Смешно, действительно. Кстати, а вас в ордене не учили ходить Темным Путем?

Я помотал головой.

— Увы, нет. Наш Великий Магистр почему-то полагал, будто регулярное использование Темного Пути наносит вред здоровью. Почти одновременно со мной в орден поступил мальчик, мой ровесник, который каким-то образом этому научился — еще дома, я имею в виду. Кто-то из взрослых показал, вероятно; впрочем, я его не расспрашивал. Так вот, я-то думал, этого умника теперь будут хвалить и ставить всем в пример, он, надо понимать, и сам так думал, но когда все открылось, с ним проводили беседы, уговаривали не тратить время и силы на эту практику, еще и заставили принести клятву, что не станет учить остальных. Я, собственно, почему запомнил эту историю — сам хотел у него научиться, но из этого так ничего и не вышло, все-таки серьезная клятва, из тех, что захочешь — не нарушишь. Меня это, помню, взбесило: все прекрасно знали, что адепты многих других орденов умеют прокладывать Темный Путь и ничего им не делается, кроме пользы и удовольствия. Впрочем, я увлекся.

— Ничего, мне интересно. Я же практически ничего не знаю о том, как и чему обучают людей в орденах. С наставниками тебе, конечно, не слишком повезло; с другой стороны, ты бы все равно нигде не получил нужных знаний и соответствующей подготовки. С тех пор как Маба распустил орден Часов Попятного Времени, а Хонна — орден Потаенной Травы, вообще никого путного не осталось.

— А орден Водяной Вороны? — осторожно спросил я.

— А что орден Водяной Вороны? Лойсо, конечно, гений. И собрал вокруг себя почти исключительно гениев. А толку-то? Лойсо — баловень Сердца Мира, как все выпускники Высокой школы Холоми; впрочем, из этой блестящей компании он — лучший. Неудивительно, что ему до Истинной магии никакого дела не было, пока пару дюжин лет назад до него вдруг не дошло, что Сердце Мира не вечно, а сам Мир — не единственное обитаемое место во Вселенной. Вот тогда Лойсо всполошился и начал всерьез изучать Истинную магию, причем самостоятельно, без наставника, а это усложняет дело, будь ты хоть дюжину раз гений.

Я впервые слышал, чтобы кто-то вот так запросто, без страха, почтения и ненависти, а с симпатией и даже сочувствием говорил о Великом Магистре ордена Водяной Вороны, который был в ту пору настоящим кошмаром для столичных колдунов, в точности как я сам для местных лавочников и трактирщиков. И это тоже было — не то чтобы удивительно, но интересно. Очень интересно, с чего бы оно так. Но расспрашивать я не стал.

— Я мог бы рассказывать тебе об Истинной магии сутки напролет, — сказал Кеттариец. — Причем с удовольствием. Поговорить я, как ты уже заметил, люблю. Но это совершенно бессмысленно. Все, что тебе следует знать, — у тебя есть изрядные способности к этому восхитительному ремеслу. Повезло, что тут еще скажешь. А все остальное будешь узнавать по ходу дела. Хотя поначалу тебе, возможно, покажется, что я уделяю слишком мало внимания твоему обучению и слишком много — текущей работе. В сущности, именно так оно, скорее всего, и будет, но тут уж ничего не попишешь — такие времена.

— А что за работа? — спросил я.

— Не прикидывайся. Прекрасно ты знаешь, что у меня за работа. Охочусь за головами одних рехнувшихся колдунов по просьбе других рехнувшихся колдунов, на которых, хвала магистрам, рано или поздно находится свой заказчик, очередной рехнувшийся колдун. Впрочем, вменяемые тоже попадаются. Но редко. Их я стараюсь по возможности беречь.

Уж не знаю, что я ожидал услышать. Но был разочарован.

— То есть вы действительно просто наемный убийца? Я имею в виду, за этим больше ничего не стоит?

— Почему же не стоит, — ухмыльнулся он. — Еще как стоит. И лежит. И висит, причем на волоске висит, по правде говоря.

— Не понимаю, — сказал я твердо.

— Да, я помню, ты не любишь не понимать. И что мне с тобой, таким замечательным, делать?

Кеттариец умолк и довольно долго о чем-то размышлял. Наконец снова заговорил:

— Я, честно говоря, не собирался с самого начала перекладывать на твои плечи этакую тяжесть. С