[4] Если тем не менее Румынии удалось, после заключения Версальского мира, перенести свою границу с Прута на Днестр, то это случилось не благодаря её союзу с центральными державами, а оттого, что в 1916 году она им изменила, за что была вознаграждена бывшими союзниками России присоединением, кроме выговоренных частей Венгрии, всей Буковины и Трансильвании, после Версальского мира, ещё и Бессарабской области в целом её составе, без всякого плебисцита, а просто на основании постановления местного провинциального собрания, действовавшего под давлением из Бухареста. Этой уступкой всей Бессарабии наши бывшие союзники пожелали, очевидно, покарать русский народ, по их мнению, недостаточно наказанный крушением своей государственности, за большевистскую измену.

[5] В 1913 году Италия, а за ней и Германия, отказались от всякого участия в задуманной Австро-Венгрией войне с Сербией.

[6] Седьмого апреля 1913 года государственный канцлер Бетман-Гольвег произнёс речь, в которой была следующая фраза: «Если бы дело дошло до европейского пожара, который поставил бы друг против друга славян и германцев…» и т. д. Подобная фраза в устах канцлера была величайшей неосторожностью и возбудила испуг германского посла в Петрограде, приезжавшего ко мне нарочно, чтобы сгладить неприятное впечатление, произведенное этими словами на русское правительство и общественное мнение.

[7] Подобное отношение к войне характеризовало канцлера и высших чинов министерства иностранных дел, Яго и Циммермана.

[8] Чиновник австро-венгерского министерства иностранных дел, привезший в Берлин письмо имп. Франца Иосифа, ближайший сотрудник Берхтольда.

[9] Подобное истолкование неприятных раскрытий применялось в Германии и в других случаях. Так, вице-канцлер Пайер объяснял разоблачения известного д-ра Мюлона его патологическим состоянием.

[10] Королю тут изменила память. У России не было вообще ни намерения, ни основания вести войну с кем бы то ни было, пока её жизненные интересы не были затронуты. В этом смысле я и говорил с королем Карлом.

[11] Этот план уже начал осуществляться в военной миссии генерала Лимана фон Сандерса.

[12] 5 июля в Потсдаме состоялся совет, на котором было решено оказать Австро-Венгрии поддержку.

[13] В 1912 году и, вторично, — в 1913 году.

[14] Читай — немецкому.

[15] По выражению Мольтке, германская армия находилась в состоянии постоянной мобилизации.

[16] Адмирал Тирпиц в своих «Воспоминаниях» утверждает обратное.

[17] Факт этого труднообъяснимого запоздания побудил многих сомневаться в подлинности этих телеграмм.

[18] Так называл император Вильгельм Австро-Венгрию.

[19] В разговоре с бельгийским посланником в Париже бароном Бейенсом г-н фон Яго высказал ему мысль, что маленькие государства среди происходивших в Европе видоизменений не будут в состоянии сохранить независимое существование. 2-я Серая книга, № 2.

[20] Царь Фердинанд приобрел от какой-то театральной дирекции и хранил у себя регалии и полный костюм императора Византии.

[21] Неоспоримый факт нашей полной неподготовленности к войне не помешал германской националистической пропаганде, возведенной недавно в степень науки и имеющей своих профессоров и свои кафедры, распространить в Германии и за её пределами легенду о воинственных замыслах г-на Пуанкаре и русской военной партии, возглавляемой Великим Князем Николаем Николаевичем. При этом некоторые органы этой пропаганды изображали меня слепым орудием этой партии. О миролюбии французского правительства вообще и в частности г-на Пуанкаре довольно подробно упоминалось выше. Что же касается до воинственного задора «военной партии Великого Князя Николая Николаевича», то я считаю долгом совести заявить, что никакой военной партии в 1914 году в России не было. Если во время балканских войн в некоторых придворных и военных кругах Петрограда и замечалось довольно сильное возбуждение, то полный его неуспех имел последствием значительное успокоение всяких воинственных поползновений, от которых не осталось и помина в эпоху австро-сербского кризиса. Попытка представить меня орудием чьих бы то ни было воинственных замыслов не заслуживает даже опровержения. Всякий, кто хоть поверхностно был знаком с положением вещей в русских правящих сферах, мог бы сообщить изобретателям этой небылицы, что мои отношения к лицам, причастным к шовинистической агитации 1913 года, были таковы, что исключали всякую возможность сотрудничества с ними. Таких осведомленных лиц в Петрограде было очень много, начиная с членов аккредитованного при императорском дворе дипломатического корпуса, в числе которого были две германские миссии.