Листок он положил в верхний карман пиджака, под платочек. Так легче, не копаясь в подкладке, смять его и незаметно выбросить или проглотить.
Если остановит патруль и потребует: «Папир!»,[12] потом, ощупав карманы, спросят: «Кайн револьвер?» – можно немного поиграть с ними. Револьвера у него нет, никогда не носит с собой. А «папир»… Где же они, документы? Ах, вот, положил, знаете, так, чтобы не потерять Битте, документы отличные, по всем правилам…
И вообще все шло хорошо. В Тиле, возле старого со бора из серого камня, его ждут двое своих. Он пройдет, насвистывая старый вальс. Даже промурлычит:
Эту песню услышат не только те двое, что ждут у собора. Ее вдруг запоют в самый разгар праздника. Ох и завизжат же серо-зеленые крысы, когда козырь пойдет на козырь… Настоящая война только начинается. Вот именно, настоящая, народная… «Вперед, сыны отчизны милой!»
Троян улыбнулся. Мысли обгоняли его, забегая вперед, а спешить не надо. Солнце еще висит над крышами. На главной улице городка много людей. Идти надо спокойно, не вызывая ничем подозрения, и все будет хорошо. Предчувствие никогда не подводило Ивана. Он ощупал свои карманы, зная, что делает это напрасно. Сигареты давно кончились. Осталось два талона от присланной Гастоном продовольственной карточки. Возможно, по ним удастся получить что-нибудь здесь, в Тиле? Где же он видел табачную лавочку? Иван оглянулся и поймал на себе взгляд идущего следом мрачного верзилы в резиновом макинтоше.
«Бывают же такие уроды», – подумал Иван, продолжая шагать под свист «Вальса Клико».
Навстречу шел маленький, веселый французик в синем берете, яркий антипод верзилы. Он тоже насвистывал и помахивал ручками в такт. Иван улыбнулся: «Как не одинаковы люди…»
Французик отозвался на улыбку прохожего:
– Хороший вечер, мосье, не так ли?
– Очень хороший, – приветливо ответил Иван.
– А который час? – Французик остановился.
Иван взглянул на часы:
– Еще нет восьми, без четверти.
– Не может быть… – огорчился француз. – Вы ошиблись. Можно взглянуть?
– Прошу, – Иван протянул к нему левую руку с часами и на мгновение удивился, как быстро и ловко французик защелкнул на ней браслет наручников.
– Ах, мосье, я рассчитывал встретить вас раньше…
Правая рука секунду оставалась свободной. Еще можно успеть ударить плюгавого или выхватить листок из кармана…
Поздно. Верзила, как клещами, сжал правую руку и вывернул ее за спину.
Это видели и даже слыхали обрывки фраз те двое, на углу у собора… А больше никто ничего не видел. Никогда никто не видел больше красивого человека – французского коммуниста Ивана Трояна, русского патриота. Никогда…
Люба:
Все шло хорошо… Так хорошо, что я начала тревожиться… То о празднике мы с опаской шептались, то заговорили во весь голос.
Блоковые объявляли:
– Кто хочет погулять во славу святой Барбары, должен не лениться.
Большинство наших женщин старались изо всех сил, вызывая насмешливое одобрение надзирателей.
Они думали, что мы надрываемся ради нескольких часов праздника. Пусть… Хорошо смеется тот, кто смеется последний…
Я уже представляла себе, как все произойдет. Теперь, когда мы ехали на работу через лес, внимательно приглядывалась к местности.
В овраге или под мостиком, а скорей всего, за густым колючим кустарником притаятся стрелки- франтиреры. Подойти им не трудно. У нас в Белоруссии немцы вырубали все вокруг лагерей и своих гарнизонов, – боялись партизан. Здесь же не тронули ни лес, ни кустарник.
По утрам с низин поднимался туман. Такой плотный, что мы даже на крутых поворотах не видели хвост нашего длинного поезда. Хорошо бы такая погода удержалась до «дня Барбары».
Мысленно я проверяла – все ли у нас подготовлено? Когда в поселке во время танцев заиграют «Вальс Клико», в бараке надо будет успеть, не поднимая шума, ликвидировать блоковых и дежурных капо… Мы припасли два больших ножа. Маша стащила их на кухне. У Нади была припрятана пика отбойного молотка, мне обещали дать револьвер… Неизвестно, кто им сможет воспользоваться? Я-то ведь должна буду петь на празднике.
Мы, конечно, не верили, что всем желающим разрешат пойти в шахтерский поселок, даже под охраной. Об этом нечего было и думать. Пустят только участников концерта, за которых поручились вольнонаемные. Пока из женщин намечались я и Маша-черная. Еще Ахмед-алжирец и двое украинцев из мужского блока, мне не знакомые.
Как готовился праздник в поселке, мы тоже толком не знали. Об этом Франсуа может рассказать, – он там помогал.
Франсуа:
Готовились не совсем так, как обычно к этому дню. Раньше, еще до войны, каждый поселок старался блеснуть искусством танцев и пения, придумать больше остроумных шуток, собрать лучших девушек.
