Дэвид взял стул и, поставив его рядом с кроватью, сел. Палата была небольшая, как и все одиночные. Белая, чистая, на окнах жалюзи, на полу линолеум, плоские плафоны люстр на потолке. Все как везде.
– У нас еще пока не знаю. – Дэвид пожал плечами. – Сегодня уезжаю в Цюрих. Остановлюсь там в какой-нибудь гостинице, разведаю обстановку: как она, чем занимается. Вряд ли перевод оформляют быстро. До конца недели, скорее всего, она не будет посещать занятия. Тем более что Цюрих и Базель – в разных кантонах. Короче, осмотрюсь.
– А потом? – В глазах Жюльена вспыхнуло детское любопытство.
– А потом я подожду удобного момента и сделаю ей предложение. Если она скажет «да», заодно познакомлюсь с родителями и мы вернемся сюда. Надеюсь, вернемся вместе.
– А если она скажет «нет»? Что тогда намерена делать ваша светлость?
– Не знаю, – признался Дэвид. – Я об этом стараюсь не думать.
– А ты подумай.
– Не знаю.
– Значит, Нужно устроить все так, чтобы она согласилась с первого раза.
– Что ты имеешь в виду?
– Как что? – удивился Жюльен. – Как ты собирался делать предложение?
– Что значит как? – Теперь пришла очередь удивиться Дэвиду. – А как нормальные люди делают предложение? Так и я сделаю. Не могу описать детально, но скажу ей, что люблю, что не представляю своей жизни без нее, что…
– Фу, как неинтересно! – Жюльен поморщился.
– А что ты предлагаешь?
Тот улыбнулся и пожал плечами.
– Да так. У меня мелькнула в голове пара мыслей, но ты в них не вписываешься. Так мог бы сделать предложение я, а ты делай, как задумал. Тут каждый сам должен решать. Чужие, пусть даже друзья, – не советчики. Делай, как собирался.
Дэвида насторожил этот примирительный тон. Что-то здесь не так. Либеральная речь никак не вязалась с хитростью, которая подобно маске приклеилась к лицу Жюльена. Она сквозила в уголках губ, в улыбке, ее излучали даже торчащие на затылке ершиком волосы.
– Жюльен, посмотри мне в глаза, – потребовал Дэвид. – Что ты выдумал? Признавайся.
– Я?! – Этьен изобразил такое искреннее удивление, что Дэвид окончательно уверился в своих подозрениях.
– Да, ты. Говори немедленно. Каких сюрпризов мне ждать?
Тот засмеялся.
– Какие к черту сюрпризы! Я прикован к постели. У меня руки связаны.
Он специально сделал акцент на слове «прикован». Дэвида не убедило его излияние по поводу собственного здоровья.
– Или ты скажешь, что выдумал, – пригрозил он, – или я иду звонить Катрин.
– Пожалуйста, иди звони. – Жюльен ухмыльнулся. – И что ты ей скажешь? Что я под присмотром врачей в больнице? Представь себе, она и так это знает.
Дэвид прикусил язык. В самом деле, что он скажет? У него одни подозрения и те почти ни на чем не основаны, кроме весьма сомнительных доводов. Что может случиться? Ведь Жюльен действительно в больнице. Телефонами здесь пользоваться больным запрещено, можно только с разрешения врачей. И то редко. Иначе больные превратили бы свои палаты кто в офис, а кто в юридические конторы. Жюльен безоружен.
– Хорошо. – Дэвид кивнул. – Забыли. Ты меня убедил. Выздоравливай. Как ты сегодня?
– Говорю же, что выпишусь. Уговорю ее.
– Но она сказала, что тебе прописан курс лечения.
– Ерунда. Можно обойтись и без него: всего лишь капельница. Промывают кровь и колют антибиотики.
– Тогда, уверяю тебя, – Дэвид похлопал друга по плечу, – Катрин ни за что на свете не согласится. Как температура с утра?
– Тридцать восемь и пять. Нормальная.
– Нормальная – до тридцати семи.
– Я лучше знаю, – невозмутимо возразил Жюльен, – какая температура у меня нормальная.
– Хорошо, оставайся при своем мнении. А я, пожалуй, пойду.
– Спасибо, что навестил. Вернешься, заходите оба ко мне. Я хочу на твою свадьбу.
Слова эти были сказаны как бы мимоходом, невзначай. Но Дэвид уловил в интонации какой-то подвох. Что-то было не то. Он это чувствовал, но объяснить не мог. В палате царила атмосфера заговора.
– Кстати, во сколько точно ты уезжаешь? – поинтересовался Жюльен. Тоже как бы между делом, из праздного любопытства. Так обычно спрашивают у человека, где он живет, где учится, – просто для поддержания разговора.
