тем самым единственный след, который мог бы указать, каким образом он оказался здесь. Потом мягко спрыгнул на парапет, шедший вдоль стены.

Остальное не составляло труда. Его миссию можно было считать выполненной. Через несколько минут войска Борджа ворвутся в Сан-Лео, и солдаты гарнизона, захваченные в постелях, вынуждены будут сдаться. Лоренцо подумал, что даже не имеет смысла убивать часового. Требовалось лишь улучить момент и снять засовы с ворот прежде, чем страж сообразит, что происходит, и поднимет тревогу.

Разрешив сомнения в пользу такого варианта, он двинулся вперед и добрался до винтовой каменной лестницы, спустился вниз и оказался в прямоугольном внутреннем дворе. Перебегая от тени к тени, он добрался до ворот, за которыми начинался проход, ведущий мимо караульной комнаты и часовни во внешний двор крепости. Около этих ворот он вновь притаился, выжидая, пока часовой удалится.

Все в крепости было погружено в сон. Ни в одном из окон, выходивших во двор, не горел свет. Кастрокаро подумал, что, если дверь окажется запертой, ему все-таки придется вернуться и ликвидировать часового, а затем добраться до главных ворот по крепостной стене.

Прямо над собой он увидел часового с пикой на плече, медленно вышагивавшего по стене, и его черная фигура смутно вырисовывалась на фоне темно-синего, усеянного звездами купола неба. Ничего не подозревавший страж прошел и исчез. Лоренцо осторожно надавил на массивную дверь, которая легко поддалась. Он ступил в темный туннель и так же мягко прикрыл дверь с внутренней стороны. Тут он помедлил, вспомнив, что часовой сейчас как раз обходит северную часть стены и может заметить его, если он сразу направится через двор в сторону ворот. Следовало опять подождать.

Вдруг ему показалось, что из караульной, справа от него, донесся чей-то голос. Он прислушался, но звук не повторился. Решив, что перенапряженные нервы подвели его, он ощупью двинулся вдоль туннеля. И тут его сердце обдало холодом. На двери караульной он заметил небольшое желтоватое пятнышко и мгновенно понял: в караульной находились люди, и свет пробивался через замочную скважину.

Секунду поколебавшись, он решил, что отступать уже некуда. Вернуться крайне рискованно, а оставаться в туннеле — значит быть неминуемо обнаруженным. Его единственный шанс — немедленно двинуться вперед и бесшумно прокрасться мимо караульной. Тогда все еще может обойтись. И он на цыпочках пошел вдоль стены с максимальной осторожностью.

Однако не успел он сделать трех-четырех шагов, как из караульной послышалось проклятье, за которым раздался смех нескольких мужчин. Затем последовал скрип стульев, и кто-то тяжелой поступью направился к двери. Если бы он без промедления рванулся вперед, у него был бы шанс выбраться наружу, но нерешительность погубила его. Мгновение — и он понял это, но было уже поздно; он увидел, что оказался в ловушке и отступать некуда. Стиснув зубы, в отчаянии оттого, что после стольких трудов все рухнуло, он приготовился защищаться.

Дверь распахнулась, и Лоренцо оказался в потоке света. Он стоял, сжавшись, словно перед прыжком, положив руку на рукоятку кинжала. Появившийся на пороге, одетый в кожаные латы солдат, крупный, крепко сложенный малый с черными бровями и бородой, от неожиданности отпрянул назад и замер, в изумлении глядя на него. Придя в себя, он широко расставил ноги и с глубочайшим интересом спросил:

— Но кто вы такой, черт побери?

Лоренцо был из тех, кто за словом в карман не лезет, и в этот критический момент вдохновение озарило его. Безбоязненно шагнув навстречу стражникам, он произнес с насмешкой и упреком в голосе, как человек, имеющий на это право:

— Рад видеть, что в Сан-Лео хоть кто-то бодрствует.

На лице солдата отразилось еще большее изумление. Когда Лоренцо заглянул за его спину в караульную, освещенную светом факелов в железных канделябрах, он понял, что избрал верную тактику: на столе вперемешку лежали засаленные карты, а четверо солдат были всецело поглощены игрой.

— Боже милостивый, — продолжил он, — хорошо же вы несете службу! А тем временем солдаты Борджа могут быть у самых ваших ворот. Я сам мог бы войти в замок беспрепятственно, и никто не поднял бы тревогу и даже не окликнул бы меня! Силы небесные! Будь вы моими людьми, я бы отправил вас всех на кухню — там от вас было бы больше пользы.

— Я спрашиваю, кто вы такой, черт побери? — свирепо осклабившись, переспросил чернобородый.

— И как, черт возьми, вы попали сюда? — крикнул другой солдат, худощавый, с отвислыми губами и бородавкой на носу, который встал со стула, чтобы получше разглядеть незваного гостя.

Кастрокаро моментально напустил на себя высокомерный вид.

— Проведите меня к вашему капитану, мессеру Толентино, — потребовал он. — Он узнает, как вы стоите на часах. Псы, да ведь все сгорит ярким пламенем, пока вы тут дуетесь в карты, отправив расхаживать по стенам того малого, который, похоже, и слеп и глух.

Нотка холодной властности, звучавшая в его голосе, произвела должный эффект. То, что подобным образом к ним мог обращаться человек, не имеющий на это права, представлялось им — как и любому на их месте — совершенно невероятным.

— Мессер Толентино спит, — угрюмо ответил солдат, который первым заговорил с ним.

Им не понравился смех, которым мессер Кастрокаро встретил это сообщение.

— Увидев, как вы стоите на часах, я ничуть в этом не сомневался, — усмехнулся он. — Что ж, тогда идите и разбудите его.

— Но кто же это в конце концов, Бернардо? — упорствовал вислогубый солдатик, и все остальные поддержали его оправданный вопрос.

— Верно, — сказал чернобородый Бернардо. — Вы не сказали нам, кто вы. — В его тоне грубость сочеталась с угрюмой почтительностью.

— Я посланник синьора Гуидобальдо, вашего герцога, — твердо ответил молодой кондотьер, мысленно спрашивая себя, к чему все это приведет и будет ли у него шанс на спасение.

Почтительность и интерес, проявляемый к нему солдатами, заметно возросли.

— Но как вы попали сюда? — продолжал настаивать тот же любознательный солдат.

Мессер Лоренцо нетерпеливо отмахнулся и от вопроса, и от спрашивающего:

— Какое это имеет значение? Хватит того, что я здесь. Неужели мы потратим всю ночь на глупые вопросы? Разве я не сказал вам, что войска Борджа могут быть сейчас у самых ваших ворот?

— Клянусь Бахусом, там они и останутся, — рассмеялся еще один из них. — Ворота Сан-Лео достаточно крепки. Синьор, если этот сброд отважится постучать, мы знаем, как ответить им.

Пока он говорил, Бернардо принес из караульной фонарь и велел всем следовать за ним. Они направились вдоль туннеля к двери, ведущей во внешний двор крепости. И во время пути солдаты продолжали донимать предполагаемого посланника вопросами, на которые тот отвечал кратко и резко, каждым своим словом и жестом показывая, что он им не ровня.

Они подошли к двери башни, где жил мессер Толентино. Входя туда, Кастрокаро печально взглянул на массивные ворота, за которыми находились люди делла Вольпе. Снять засовы было бы секундным делом, но он не представлял себе, каким образом избавиться от этих пяти вояк. Теперь и часовой на стене окликнул их, интересуясь происходящим, и молодой кондотьер молил Бога, чтобы делла Вольпе, пристально наблюдавший извне за событиями в крепости, понял, что Кастрокаро попался. Но он также знал, что делла Вольпе ничем не сможет помочь ему. Оставалось полагаться только на самого себя.

Поднявшись по спиральной лестнице башни, где стены и потолки были покрыты фресками грубого письма, они привели мессера Лоренцо к апартаментам, которые занимал кастелян Толентино, принявший на себя управление замком десять дней тому назад, после смерти синьора Фиорованти.

По пути молодой кондотьер подбадривал себя. До сих пор все шло хорошо, он ловко сыграл свою роль, и его игра рассеяла у охраны последние подозрения. Если удастся подобным же образом одурачить их капитана, дело, ради которого он прибыл сюда, будет сделано.

Мессер Кастрокаро приготовил историю, которую собирался рассказать и которая основывалась на том, что, по его сведениям, Фиорованти сопротивлялся войскам Чезаре Борджа почти наперекор воле герцога Гуидобальдо: этот мягкий и тихий ученый велел всем своим крепостям сложить оружие, так как сопротивление приводило лишь к бесцельной растрате человеческих жизней и не приносило никакой ощутимой пользы.