оболочкой. Она окинула его взглядом, но он не заметил в нем презрения.

– Мне ничего не надо от англичан, – ответила она голосом, похожим на шелест.

Ему показалось, что эта женщина – дух здешних мест, оставшийся, чтобы говорить от имени всех.

– А где остальные?

– У меня есть соседи, англичанин, но они прячутся от вас. Страх сделал их осторожными.

– Но ты не боишься?

– Я слишком стара, чтобы бояться, – сказала она и неожиданно улыбнулась. Улыбка осветила ее лицо и сделала его моложе, в нем появился намек на былую красоту. Он представил, какой она была в молодости и осталась бы даже в старости, если бы постоянное недоедание не иссушило ее.

– У тебя есть хоть какая-нибудь пища? – спросил он.

– У меня есть грязь, глина, – ответила она все с той же улыбкой. – Целая гора глины!

У него мелькнула неприятная мысль, что в прошлом году она могла потерять всех родных, и он сделал знак Харрисону. Его адъютант спешился и шагнул вперед.

– Принеси мои припасы, – сказал Алек.

Один пропущенный обед ему не повредит, решил он, но, возможно, продлит жизнь этой женщины.

– Разумно ли это, сэр? – Харрисон оглянулся через плечо на Седжуика. Тот сидел с безучастным видом, ожидая, чем это кончится, и все его внимание было направлено на Алека.

Алек прижал пальцы к переносице, закрыл глаза, мечтая о том, чтобы прошла головная боль. Харрисон прав. Любой акт милосердия можно истолковать как помощь врагу. И он не сомневался, что Седжуик использует полученные сведения о нем ему во вред.

– Я не возьму вашей еды, англичанин, – возразила старуха. Она отрицательно покачала головой, потом медленно повернулась и заковыляла к своему дому. Она была так слаба, что ей пришлось несколько раз останавливаться, тяжело опираясь на палку. Он подошел к ней, протянул ей руку, но она не приняла его помощи, и он взял ее под руку. Быстрый косой взгляд исподлобья только усугубил уже закипавшее в нем раздражение.

– Значит, ты скорее умрешь, чем примешь от меня пищу? – спросил он.

– Вы отняли у меня все, англичане. Осталось только тешить свою гордость.

– Гордостью сыт не будешь, – сказал он.

– Но и без нее не прожить. – Ее слова заставили его замолчать.

Он все-таки пошел вслед за ней и остановился в дверях ее лачуги. Он ожидал, что она захлопнет дверь у него перед носом, но у нее не оставалось на это сил. Вместо этого она опустилась на стул у двери, крепко сжимая свою палку мертвенно-белыми пальцами и опираясь лбом на сложенные на набалдашнике руки.

Дом, скорее, глинобитная хижина, имел круглую форму и отверстие в кровле для трубы. В центре земляного пола была выкопана неглубокая ямка – своеобразный очаг, источник тепла и место для приготовления пищи. Но он давно остыл, и зола была выметена дочиста.

У стены стояли небольшой столик и стул, родной брат того, на котором сидела старуха. У противоположной стены, выбитой в каменном склоне холма, находилось жалкое подобие постели, где горой были навалены шкуры животных. Но самым удивительным предметом в этой хижине был ткацкий стан.

Алек вошел в дом, низко наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. Его пальцы пробежали по натянутым на раму шерстяным нитям.

– Ты умеешь ткать? – спросил он.

– Умела, – ответила она, и ее голос был едва слышен в этом тихом жилище. – Пока мои руки не стали слишком сильно болеть. Тогда этим занялась моя дочь.

Он оглянулся, потом посмотрел на нее.

– Где она?

– Совсем близко, – ответила она, пристально глядя на него. – Под этой грудой камней.

– Прости меня, – сказал он просто. Она слегка улыбнулась.

– Англичанин, ты не виноват в ее смерти. У нее были тяжелые роды, и ни она, ни дитя не выжили.

– Ты не продашь мне свой стан? – внезапно спросил он.

– А что мне делать с твоими деньгами, англичанин? – спросила она. Как видно, его вопрос позабавил ее.

– Ну, давай тогда меняться, – предложил он. – Твой ткацкий стан за мою еду.

Она молча, внимательно смотрела на него.

– Зачем он тебе?

– Чтобы исправить зло, – ответил он, и в его словах была чистая правда.

Наконец она кивнула, и он, подойдя к двери, поманил Харрисона. Сделка была завершена, когда двое солдат погрузили ткацкий стан на грубо сколоченную телегу, вымененную у другого жителя деревни.

Прежде чем они покинули это селение, Харрисон горкой навалил припасы Алека и свои собственные на стол старухи. Она подняла глаза на Алека, и улыбка пропала с ее лица.

– Ты выбрал тяжкую участь, нелегкую дорогу, – сказала она с загадочным видом. – Но этот выбор сделало за тебя твое сердце.