Мгновение спустя она заставила себя продолжить и, подняв голову, улыбнулась матери:

— Дамская гильдия требует устроить ежегодное чаепитие в розарии. Я одобрила дату, но предложила ограничиться пятьюдесятью персонами. В прошлом году была такая толчея, что некоторые розы были повреждены.

Она перебирала в уме темы и события, которые могли бы заинтересовать мать, перечислила сделанные сегодня дела?

— Я велела Томасу осмотреть все ливреи. Надеюсь, дополнительных расходов не потребуется. Но лучше быть готовыми к неожиданностям. — К этому мать приучила ее с детства. — На северном крыле приподнялась крыша. Повреждения не слишком серьезные. — Сара пыталась вспомнить слова управляющего. — Но нужно проследить, чтобы крышу починили до следующего шторма.

Герцогиня Херридж не отвечала.

— Что я буду делать без тебя? — в тишине спросила Сара. — Кто даст мне совет? Кто поделится знаниями со мной? Кто заставит меня смеяться?

Никакого ответа, только едва слышный звук дыхания герцогини. И дыхание ее казалось слабее, чем вчера.

Сара понурилась, жалея, что не может придумать молитву, способную привлечь внимание Всевышнего. Если она правильно сложит слова, Господь смилуется? Может быть, он оставит свои дела и обратит внимание?

Внутренняя стена остановила ее слезы. Высокая толстая стена, которая скрывала поднимающийся поток горя. Но скоро она не в силах будет сдерживаться. Пока Сара владела собой. Слуги, видя ее спокойную, с сухими глазами, наверное, винили ее в черствости. Это горе, эта потеря не для обсуждений и перешептываний. Эта боль выплакивалась в тишине спальни, в глушившую звуки подушку.

Сара поглаживала руку матери, чтобы хоть как-то согреть ее.

Как странно, что, сосредоточившись на этом моменте, она не способна вызвать в памяти что-то радостное, хотя бы один счастливый миг. Она не могла оторвать ладони от руки матери и переменить свои мысли.

— Я закончила дела за понедельник и вторник, — сказала она, нежно поглаживая запястье матери. — Я только на день отстаю. Завтра я все наверстаю.

Сара понизила голос до шепота.

— Я ведь не упомянула о своем замужестве? — Она сделала паузу, словно давая матери время ответить. — Он весьма привлекателен, мама, почти рыцарь в сияющих латах. Он по-своему очень властный, но сначала таким не кажется. Я заметила, что он, прежде чем принять решение, изучает ситуацию. А потом действует весьма твердо. Он не высокомерен, не груб. Он как валун или дуб. Его невозможно сдвинуть.

Сара водила пальцем по узору на простыне. Ей хотелось задать матери десятки вопросов, но не столько болезнь Морны сдерживала ее, сколько собственное затруднение. Она многого не знала. Не о совокуплении, нет — Чейвенсуорт был огромным поместьем с процветающими фермами, она видела животных в брачной охоте, хотя ей полагалось этого не замечать и притворяться, что этого не существует.

Нет, вопросы, которые она хотела задать, имели несколько иной характер. Может ли женщина любопытствовать о физических аспектах брака, даже если не слишком хорошо знает мужчину? Может ли она интересоваться совокуплением, или даже сам интерес рассматривается как акт разврата?

И если женщине случилось лежать голой около греховно привлекательного мужчины, должна ли она позволить себе свободу? Особенно если этот греховно привлекательный мужчина ее муж?

Не у кого было спросить, и ей оставалось барахтаться в собственном невежестве. Сара тяжело вздохнула.

— Он очень красив, — сказала она, снова понизив голос. — Но кажется, этого в нем не замечают. Он производит впечатление, — добавила она. — Очень определенное впечатление.

Из тех, что близки к молнии.

Что ее мать подумала бы о Дугласе Эстоне? Была бы она им очарована? Ее мать умела в каждом видеть хорошее. Сара знала, что не унаследовала эту черту характера. Она, конечно, начала так поступать, желая верить, что каждый человек, с которым она контактирует, добрый и трудолюбивый. Ей хотелось думать, что у людей в сердце не только собственные интересы, что они искренне беспокоятся о других.

Пока мать наставляла ее и давала советы, в это легче было верить. Возможно, в ней слишком много цинизма отца.

Что она подумала бы о Дугласе Эстоне, обладай она оптимистическими взглядами матери?

К сожалению, она не думала бы о нем по-другому, просто потому что она его не знала. Она могла судить только по поступкам, но, пробыв в его обществе один день, мало что можно сказать. Он настоял, чтобы она спала в одной комнате с ним, что в конце концов оказалось не в тягость, потому что он не коснулся ее. Он не настаивал, чтобы она разделила с ним брачное ложе. И при этом он не учинил никакого насилия, кроме словесного.

Он не требовал, чтобы она сообщила ему, что изменит свою жизнь. Конечно, она не дала и ему возможность сделать это. И ничего она не поменяет. Ее жизнь в Чейвенсуорте пойдет своим чередом. Никакой внезапно появившийся муж не способен изменить ее существование.

Разве это упрямство?

Он был очень любезен — посидел утром с ее матерью, поговорил с ней. Что он сказал? Сара ее дочь, и матери интересно все, что с ней связано.

Какое странное время, чтобы плакать. Слезы помимо воли катились из ее глаз. Сара сердито стерла их тыльной стороной ладони и снова наклонила голову.

Хорошо, он не доставляет никаких проблем. Но он просто исчез. И что ей с этим делать?

Она сидела с матерью еще час, к счастью, больше не останавливаясь на Дугласе Эстоне. Наконец она встала и, склонившись над кроватью, поцеловала мать в лоб и прижалась щекой к ее щеке.

— Пожалуйста, Господи, — прошептала она.

Она не знала, что еще просить. «Да будет воля Твоя»… Казалось, это самые трудные слова на любом языке. Что Бог выберет в этом случае? «Пожалуйста, Господи» казалось столь же подходящей молитвой, как любая.

Приблизительно через час Хестер снова заняла свой пост. Обойдя кровать, Сара положила руку на плечо пожилой женщины. Поймет ли Хестер, что этот жест значит так много, передает слова, которые Сара не имела силы произнести вслух?

«Пожалуйста, заботьтесь о ней, как будто она ваша любимая».

— Сообщите мне, если будут изменения, Хестер, — только и смогла прошептать Сара, выходя из комнаты.

Пожилая женщина кивнула.

Сара сначала прошла в свою спальню и собрала вещи, которые понадобятся ночью. Потом пошла по коридору в герцогские покои и закрыла за собой дверь. Вместо того чтобы войти в спальню, она прошла в ванную комнату.

Ее построил дед Сары. Увлеченный средневековыми вещичками, он в свое время совершил набег на французский замок, позаимствовав ванну, высеченную из твердого камня. Он привез ее в Чейвенсуорт и установил на широкой платформе с несколькими ступеньками.

Она зажгла восковые свечи и на миг замерла, восхищенная едва различимым ароматом. В колеблющемся свете огоньков, таком слабом, но все же совершенном освещении, камень начал пылать золотом.

Эта малость напомнила Саре, что она не часто позволяла себе роскошь.

Ванна была массивная, прямоугольной формы, с внешней стороны густо вырезан узор, всегда напоминавший Саре греческий орнамент. Она повернула кран, и холодная вода потекла в ванну. В доме ее