куски кабеля и свинцовой оплетки, встроенные в стену шкафчики с оторванными полками и дверцами. Весь пол был усеян битым стеклом, обрывками пожелтевшей бумаги, резины, пластмассы, обломками железа и темно-серыми осколками грифельной доски. На полу валялось и то, что не могли принести сюда хозяева бывшей лаборатории: пакетики от кукурузных хлопьев, бутылка из-под виски, брошюра какой-то секты.

Дэгни еще раз попыталась вытащить катушку, но все ее усилия оказались напрасны. Она встала на колени и принялась разгребать хлам.

Она вся перепачкалась и порезала ладони, когда наконец раскопала интересовавший ее предмет. Это оказались развороченные останки модели двигателя. Большей части деталей недоставало, но и того, что осталось, было вполне достаточно, чтобы получить представление о его форме и назначении.

Дэгни никогда не видела подобного двигателя или чего-нибудь похожего на него. Она не могла понять его необычной конструкции и назначения отдельных узлов.

Дэгни внимательно осмотрела окислившиеся трубки и необычные сочленения. Она пыталась угадать их назначение, перебирая в уме все известные ей типы двигателей и функции их узлов. Ничто не походило на эту модель. То, что она видела, напоминало электромотор, но она не могла определить, на какое топливо он был рассчитан.

Вырвавшийся из ее груди возглас изумления был похож на толчок, швырнувший ее на кучу хлама. Ползая на четвереньках, она рылась в мусоре, хватала каждую бумажку, отбрасывала в сторону и продолжала искать. Ее руки дрожали.

В конце концов ей повезло, и она нашла часть того, что надеялась найти: сухие, пожелтевшие, скрепленные вместе листы бумаги – описание двигателя. Начало и конец рукописи отсутствовали. Количество обрывков, оставшихся под скрепкой, свидетельствовало о том, что когда-то рукопись была значительно толще.

Стоя в пустом помещении бывшей генераторной станции завода, Реардэн услышал ее крик, прозвучавший как вопль ужаса:

– Хэнк!

Он побежал на голос. Дэгни стояла посреди лаборатории, зажав в руке пачку бумаг. Ее руки кровоточили, чулки порвались, а костюм покрылся толстым слоем пыли.

– Хэнк, на что это похоже? – спросила она, показав на лежавший у ее ног обломок развороченного двигателя. Она говорила как человек, испытавший страшное потрясение и отрезанный от реалий окружающего мира. – На что это похоже?

– Ты порезалась? Что случилось?

– Нет… Ничего страшного, не смотри на меня. Посмотри лучше сюда. Ты знаешь, что это такое?

– Что с тобой?

– Я в полном порядке. Мне пришлось выкопать его из кучи хлама.

– Ты вся дрожишь.

– Ты сейчас тоже задрожишь, Хэнк! Взгляни на это. Просто взгляни и скажи, что это, по-твоему, такое.

Реардэн бегло взглянул вниз, затем присмотрелся внимательней – через минуту он сидел на полу и пристально рассматривал лежавший у ее ног предмет.

– Интересно склепан моторчик, – сказал он нахмурившись.

– Прочитай вот это, – сказала Дэгни, протягивая ему рукопись.

Реардэн просмотрел листки и поднял на нее глаза.

– Боже мой! – только и смог произнести он.

Дэгни сидела на полу рядом с ним. Некоторое время они были не в состоянии говорить.

– Сначала я заметила катушку, – сказала Дэгни. У нее было такое ощущение, будто разум ее мчится вперед, и ей было трудно угнаться за всем тем, что, словно после яркой вспышки, открылось ее глазам, слова взахлеб вылетали из нее одно за другим. – Я заметила катушку, потому что видела похожие чертежи, не совсем такие, но наподобие, давным-давно, когда училась в колледже. Я видела этот чертеж в одной старой книге, от него давно отказались как от невозможного, но мне нравилось читать все, что удавалось найти о двигателях для поездов. В книге говорилось, что в свое время люди пытались сконструировать такой двигатель, работали над этим, много лет экспериментировали, но не смогли решить этой проблемы и отказались от нее. Об этом забыли на долгие годы. Мне казалось, что современные ученые об этом и думать забыли. Но кто-то же вспомнил. Кто-то решил эту задачу. Сегодня, сейчас… Хэнк, ты понимаешь? Люди давным-давно пытались изобрести двигатель, который черпал бы из атмосферы статическое электричество, преобразовывал его и вырабатывал энергию. Это не удалось. От этой идеи отказались. – Она указала на обломки: – Но вот он, здесь.

Реардэн кивнул. Он не улыбался. Он сидел и смотрел на останки двигателя, погрузившись в свои мысли; похоже, мысли эти были не очень-то радостными.

– Хэнк! Неужели ты не понимаешь, что это значит? Это же величайшая революция со времен изобретения двигателя внутреннего сгорания! Это отметает все, что было прежде, – и раздвигает границы возможного! К черту Дуайта Сандерса и всех остальных! Кто захочет смотреть на дизели? Кто будет переживать из-за нефти, угля и бензоколонки? Ты понимаешь то, что понимаю я? Новенький электровоз размером в два раза меньше, чем дизельный локомотив, и в десять раз мощнее. Генератор, работающий на нескольких каплях горючего и обладающий безграничной мощностью. Самое чистое, быстрое, дешевое из когда-либо изобретенных средств передвижения. Ты представляешь, что это сделает с системой транспортировки и со всей страной всего за один год?

На лице Реардэна не было и тени возбуждения.

– Кто изобрел этот двигатель? Почему его бросили здесь? – медленно произнес он.

– Мы выясним это.

Реардэн задумчиво взвесил рукопись на ладони:

– Дэгни, если ты не найдешь человека, который изобрел этот двигатель, ты сможешь сама воссоздать его из того, что уцелело?

Дэгни долго молчала.

– Нет, – наконец сказала она упавшим голосом.

– И никто не сможет. У него был этот двигатель, и он работал, судя по тому, что здесь написано. Это величайшее творение из всего, что я когда-либо видел. Вернее, было им. Мы не сможем его воссоздать, для этого нужен столь же титанический ум, как у самого изобретателя.

– Я найду его, даже если мне придется ради этого все бросить.

– Если он еще жив.

В его голосе Дэгни услышала сомнение.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что сомневаюсь в этом. Если бы он был жив, разве он оставил бы такое изобретение гнить в куче хлама? Если бы он был жив, у тебя уже давно были бы бестопливные локомотивы и тебе не пришлось бы искать его, потому что весь мир знал бы его имя.

– Я думаю, эту модель собрали не так давно. Реардэн посмотрел на рукопись и темную ржавчину двигателя.

– Лет десять назад, – сказал он. – Может, чуть больше.

– Мы должны найти его или кого-то, кто его знал. Это важнее, чем… – …чем все, что кому-либо принадлежит и кем-либо производится. Не думаю, что мы его найдем. А если не найдем, никто не сможет сделать то, что сделал он. Никто не сможет восстановить его двигатель. От него осталось слишком мало. Это всего лишь ключ, бесценный ключ, но, чтобы открыть им дверь, нужен ум, который рождается раз в столетие. Ты можешь себе представить, что современным конструкторам под силу сделать это?

– Нет.

– В стране не осталось первоклассных конструкторов. За многие годы в моторостроении не появилось ни единой новой идеи. Похоже, эта профессия попросту вымирает или уже вымерла.

– Хэнк, ты понимаешь, что значил бы этот двигатель, если его восстановить?

Реардэн усмехнулся:

– Я бы сказал, что он продлил бы жизнь каждого человека в этой стране лет этак на десять, если принять во внимание, насколько легче и дешевле стало бы производство товаров, сколько часов труда он