Встречная волна била в правый борт сейнера. Миша Павлов гостеприимно предложил Таю место в рубке рядом с собой.

— Посторонним вход воспрещен! — строго сказал капитан, когда вслед за Таю потянулись Кэлы и Вольфсон.

Таю был благодарен Мише Павлову, избавившему его на время от нудной опеки доктора. Вольфсон смотрел за ним, как за малым ребенком, делал вслух замечания, одергивал. Таю молча повиновался и стыдился поднять глаза на товарищей.

— Заболел? — участливо спросил его капитан.

— Мотор испортился, — сознался Таю. — Дает перебои. Доктор говорит, надо ему дать отдохнуть.

— Сзади вас скамеечка, — заботливо сказал Миша, — присядьте. Так вам будет удобнее.

— Как рейсы проходят? — осведомился Таю.

— Отлично, — отозвался капитан. — Теперь мы не теряем время в хорошую погоду, изучаем очертания берегов, составляем собственную лоцию… Слышал, что переселяется Нунивак на новое место.

— Верный слух, — подтвердил Таю.

— Ну и правильно делаете, — сказал капитан. — Я сразу приметил Нунивак. Другие прибрежные селения похожи друг на друга, как штампованные изделия, один Нунивак выделяется. Смотришь на него с моря и дивишься, как это люди могут так жить?

— Эскимосы могли выжить только потому, что селились в таких местах, — сказал Таю. — Море близко, значит зверь рядом. А где зверь — там сытость, тепло, есть что надеть, чем покрыть хижину.

— Наверное, теперь эскимосы с большой радостью переселяются! Ждут не дождутся! Это же великое дело — начать жизнь на новом месте! — восторженно сказал капитан.

В Нунивак «Морж» пришел в середине дня. На берегу его встречали почти все люди селения. Сегодня по случаю сильной воды и ожидающейся бури вельботы остались на берегу. Лучшего времени для общего собрания нечего было и желать.

Пока люди собирались в самом большом классе пустовавшего летом школьного здания, Таю в сопровождении доктора Вольфсона поднялся в свое жилище. Таю открыл дверь на ременных петлях и вошел в сенцы. Только три дня не было человека в жилище, а здесь уже пахло нежитью, сырыми шкурами и остывшим очагом. Доктор вошел следом за Таю и молча огляделся.

— Так жили люди, — многозначительно произнес он.

Таю сел на плоский камень, и вдруг чувство горькой утраты заполнило его грудь! Он больше не живет в этом нынлю! Деревянные подпорки крыши, потемневшие от времени и дыма, обступили его и прощались с ним навсегда — сюда больше не вернется эскимос. Мягко шуршала земля, осыпавшаяся из щелей каменных стен: казалось, камни что-то шептали Таю, напоминая ему прошлое. Прощался с Таю и кусок неба, долгие годы наблюдавший за жизнью простой эскимосской семьи, и круглое отверстие — дымоход на крыше. Деликатный доктор Вольфсон, понимая чувства опекаемого, отвернулся и смотрел в открытую дверь на Берингов пролив… Таю глянул на водную ширь пролива через плечо доктора и с горьким сожалением подумал о том, что теперь по утрам он будет видеть другое море, слышать незнакомый голос ветра…

Таю тряхнул головой, как бы освобождаясь от грустных мыслей и воспоминаний.

— Пошли, доктор, — позвал он Вольфсона. — Люди, наверное, уже собрались.

Самый большой класс Нунивакской начальной школы был переполнен. Вот уж сейчас точно можно было сказать, что дома никого не осталось.

Таю пробрался к столику, покрытому красным флагом, за которым уже сидели Утоюк, Кэлы и совершенно трезвый Матлю, который считал для себя общественной обязанностью садиться за стол президиума. Был как-то случай, когда старика выбрали в президиум. С тех пор Матлю решил, что нет удобнее места на собрании, чем место за столом, покрытым красным флагом.

Таю оглядел собравшихся и убедился в том, что капитан «Моржа» Миша Павлов крепко ошибался, полагая, что жители Нунивака испытывают большую радость и восторг, покидая навсегда свои каменные жилища.

По селению уже пронесся слух о том, что настало время решиться хотя бы части нунивакцев. Пробегая взглядом по хмурым лицам собравшихся, Таю читал в них скрытый страх перед непривычным, что их ждало в «Ленинском пути», и мысль: только не я первый.

Утоюк поднялся и объявил:

— Слово имеет председатель колхоза «Ленинский путь» товарищ Кэлы!

Кэлы пригладил волосы, откашлялся. Все притихли в ожидании.

— Как в вашем магазине с иглами и нитками?

Неожиданный вопрос был обращен к продавщице Неле Муркиной. Она растерялась. Кто-то из женщин пришел ей на помощь и ответил:

— Нет ни ниток, ни иголок! Приходится мужьям наказывать, когда они бывают в вашем селении.

— А разве это мужское дело? — проворчала жена Ненлюмкина. — Вот мой муж в моторе хорошо разбирается, а иглу выбрать не может.

— Вот так было и в нашем селении до недавнего времени, — сочувственно сказал Кэлы. — В прошлом году мы сами составили список необходимых товаров для женщин и весь заказ передали в Чукотторг. Через месяц придет пароход. Нам сообщили, что, кроме необходимых товаров и строительных материалов, нам везут много разноцветной материи для платьев, камлеек, новые женские пальто, костюмы, шелковые нитки, целые наборы иголок и швейные машины…

Упоминание о швейных машинах вызвало оживление среди женской части собравшихся.

— А всем ли хватит швейных машинок?

— Всем не хватит, — ответил Кэлы и поднял руку. — Но мы посовещались у себя в сельском Совете и решили, что швейные машины мы будем продавать в первую очередь переселенцам из Нунивака. Почему? Очень просто. Ведь сколько надо вам сшить наволочек, простыней, изготовить белья! Эту работу вручную придется долго делать. Кроме того, мы договорились с районным промкомбинатом о присылке мастеров- швейников. Конечно, кто хочет, пусть сам себе шьет наряды, но районные мастера берутся сшить новые модные платья быстро и хорошо. К чему я это говорю? А к тому, что наряды понадобятся на большом празднике, которым мы отметим ваше переселение. Каждому из вас хочется приблизить этот праздник. Что нужно для этого сделать? Помочь строителям, помочь охотникам. Сейчас в «Ленинском пути» готово двенадцать домов, можно хоть завтра вселяться. Есть и мебель — кровати, столы, стулья. Вот если в эти дома въедут нунивакцы, мы дополнительно получим свободную рабочую силу и ускорим строительство оставшихся домов. Вот всё, что я хотел вам сказать.

Кэлы сел. Таю наклонился к нему и шепнул:

— Хитрый ты человек.

— Психология, — поднял палец Кэлы.

— Кто имеет слово? — спросил Утоюк.

Таю поднял руку. Утоюк кивнул ему.

— Вы знаете, что моя дочь живет в «Ленинском пути» и вышла замуж за эскимоса, нашего земляка Линеуна. Дочери и сыновья многих из вас тоже не вернулись в родной Нунивак, и вы знаете почему. Жизнь поставила перед нами выбор, и мы его сделали добровольно. Конечно, если бы мы захотели, остались бы здесь, в Нуниваке, доживать свой век в милых сердцу скалах, под свист ветра, подкарауливающего зазевавшегося прохожего… Но мы уже не те эскимосы, которые довольны, когда ощущали тяжесть пищи в желудке. Мы советские люди, члены высшего общества на земле. Мы хотим жить так, как подобает настоящим людям… Птице трудно оторваться от гнезда, но мы летаем выше птиц, и нам самой судьбой велено быть легкими на подъем… Многие из вас хорошо помнят моего брата Таграта. Жизнь его нелегка, как