Странное дело: в «Ленинский путь» медведи не заходили. Должно быть, их пугала электростанция: моторы там тарахтели круглые сутки…

Таю остановился, выбирая торос повыше. Взобравшись на него, охотник оглядел горизонт. Видимость отличная. Кругом был лед. Справа, чуть левее островов пролива, синели американские берега, похожие отсюда на плывущие облака. В нескольких шагах от тороса проходила граница между припаем и движущимся льдом. Мимо Таю медленно плыли ледяные поля, раскрошенные и смерзшиеся торосистые льды, целые айсберги, отличающиеся от остального льда нежно-голубым цветом. За припаем — крошево мелкобитого льда. По нему без вороньих лапок не пройти.

Таю поправил лыжи и ступил на колыхающуюся поверхность. Часто перебирая ногами, Таю достиг твердого льда и, не оглядываясь, направился к облюбованному ледяному полю, прорезанному несколькими разводьями.

Обойдя несколько раз разводье, охотник выбрал удобное место и соорудил сиденье из нескольких льдинок, умело скрытое со стороны воды.

Таю уселся в западне и прислушался: уши его наполнились звуками живого моря, шумом могучего дыхания океана. С глухим шелестом терлись льдины, где-то звонко капала вода или вдруг громко хлопала трещина, возвещая о рождении нового разводья.

Послышался легкий всплеск. На спокойной глади разводья показалась черная блестящая голова. Покачавшись на воде, нерпа нырнула и вышла из воды совсем близко. Большие глаза уставились на Таю, смотревшего на нерпу через прорезь мушки. Раздался выстрел, забурлила вода, окрасившись кровью.

Когда нерпа всплыла вверх брюхом, Таю уже успел размотать нерпичий ремень. Описав красивую дугу, деревянная груша упала чуть подальше плавающей туши. Таю рывком вонзил острые крючья в нерпу и потащил добычу к кромке льдины.

Нерпа была жирная и молодая. У такой мясо, должно быть, сладкое. Пока Таю разглядывал нерпу, кто-то выстрелил левее: значит, сегодня много охотников вышло на промысел. Погода хорошая, чего отсиживаться дома?

До конца дня Таю подстрелил ещё одну нерпу. Он связал добычу и волоком потащил по льду, направляясь к берегу. Солнце стояло низко, скользя лучами по вершинам черных скал. Длинные тени простирались по припаю. Теперь можно и снять светозащитные очки.

Таю протер глаза и огляделся с высокого тороса, подыскивая, где безопаснее перейти с движущегося льда на твердый припай. На припае кто-то стоял. Издали трудно узнать человека. К тому же если он освещен солнцем со спины. Может быть, это нунивакский, а может, и охотник из «Ленинского пути».

Нерпы хорошо скользили по льду, и Таю почти без усилий волочил их. Что-то знакомое было в фигуре охотника, поджидающего Таю.

Утоюк! Вот кто его ждет! У ног председателя лежал большой лахтак.

— С двойной добычей, — сказал Утоюк.

— И тебя с добычей, — отозвался Таю. — Твой лахтак стоит моих двух нерп.

Лахтак был крупный, с желтоватой щетиной на коже. Прочные подошвы должны выйти из него — износу им не будет.

Охотники покурили и рядышком направились к берегу, навстречу теням.

— Скоро спуск байдар, — сказал Утоюк.

— Было бы что спускать, — ответил Таю. — Байдар-то нет.

— Всё равно отпразднуем, — сказал Утоюк. — Откопаем вельботы, покрасим. Так и отметим наш древний охотничий праздник.

— В «Ленинском пути» этот праздник сдвоили с Первомаем. Получилось хорошо. И старое и новое соединили. — Таю посмотрел на Утоюка.

Председатель помолчал. Ему не хотелось начинать старый спор с Таю. В последнее время не проходило встречи, чтобы не возникал разговор о будущем переселении из Нунивака в «Ленинский путь».

Охотники петляли между торосами, отыскивая удобные для прохода лазейки. Небо быстро темнело, хотя солнце ещё не зашло за горизонт, а только спряталось за горами. Голубые тени прибрежных скал поглотили охотников.

— Сегодня течение было не так сильно, — сказал Таю. — Я думал выйти на берег за Нуниваком.

— Весна скоро — течение в проливе замедляется. Скоро повернет обратно, потащит лед в океан, — ответил Утоюк.

Позади охотников высилась черная скала Ченлюквин, от неё шла настоящая тропа, петляя между торосами. Охотники брели друг за другом, волоча на длинных ремнях добычу.

— Я что-то слышу, — сказал вдруг Утоюк и остановился.

Таю прислушался. Где-то лаяли собаки. Иногда можно было уловить что-то вроде человеческого стона.

— Это впереди, — сказал Утоюк и отцепил лахтака.

Таю отвязал нерп и бросился следом за Утоюком.

Собачий лай становился громче. Взбежав на торос, Таю увидел запутавшуюся упряжку, волочившую нарту по снегу. Громадный белый медведь спокойно отмахивался от наседавших собак, трепал человека, который дико орал.

Утоюк первым подбежал к упряжке и встал на колено. Пораженный метким выстрелом медведь как бы в удивлении оглянулся и рухнул на снег, подмяв под себя человека.

Зверь оказался матерым, шкура отливала желтизной, как облитый мочой снег. Охотники едва отвалили тушу от человека.

— Амирак! — разом крикнули Таю и Утоюк.

Он был без сознания. На его лице, шее виднелись глубокие царапины от медвежьих зубов и когтей. Особенно страшны были раны на шее. Они уже не кровоточили и казались покрытыми по краям налетом сажи.

Таю быстро разорвал ворот кухлянки и приложил ухо к груди Амирака.

— Жив! Скорее на нарту!

Утоюк распутал собак, успокоил их. Охотники бережно уложили Амирака на нарту и погнали упряжку в Нунивак.

Когда нарта подпрыгивала на застругах, Амирак еле слышно стонал.

— Я повезу его прямо домой, — сказал Таю Утоюку, — а ты беги на маяк и дай телеграмму. Пусть пришлют доктора.

Неподвижного Амирака осторожно внесли в жилище брата. Когда его раздели, на теле не оказалось видимых ран. Но одна рука неподвижно висела плетью. Рочгына согрела воды и принялась отмывать раны.

Амирак по-прежнему был без сознания. Таю смочил ему лоб, но и это не помогло.

— Надо ему дать водки, — посоветовал старик Матлю, бывший сам большим охотником до волшебного напитка.

— Была бы в нашем магазине она, — с сожалением сказал Таю.

— У Нели найдется, — тоном осведомленного человека сказал Матлю. — Она всегда держит про запас…

Неля Муркина уже ложилась спать. Она недовольно открыла дверь и удивленно вытаращила глаза, когда увидела Таю. Но еще больше она поразилась, услышав просьбу дать водки.

— Ведь сельсовет запретил до Первомая, — нерешительно произнесла продавщица и, заметив взволнованное лицо Таю, спросила:

— Что случилось?

— Белый медведь задрал Амирака.