— Пожалуйста, если хочешь.

Они вошли в комнату, украшенную гобеленами, большую и теплую. У одной из стен ярко горел камин, невдалеке от него стоял накрытый стол. В кресле сидел старик, взлохмаченный и неопрятный. Его спутанные седые волосы падали в беспорядке на спину, всклокоченная, грязно-желтая борода выглядела не лучше. На ногах старика были потрескавшие сандалии. Как ни странно, он продолжал играть на флейте, не замечая вошедших. Гвилу показалось, что девушка движется в такт музыке.

— Дядюшка Людовик! — весело крикнула она, — я привела гостя, сэра Гвила из Сферы.

Гвил остановил взгляд на старике и поразился. Его глаза, невзирая на возраст, лихорадочно и молодо блестели и очень умно смотрели. Гвилу даже показалось, что они как-то странно смеются, и это немного обескуражило его. Но морщины на лице старика говорили о перенесенных страданиях.

— Дядя — великий музыкант, в этот час он всегда занимается музыкой. Он придерживается такого режима уже много лет…

Гвил вежливо поклонился.

Амис направилась к столу.

— Угощайся, Гвил, я налью тебе вина. А потом, может, тоже поиграешь нам на флейте.

— С радостью. Я неплохо музицирую, — откликнулся юноша и увидел, что лицо старика просветлело, а уголки рта задрожали.

Гвил ел, Амис подливала ему вина. Наконец комната поплыла у него перед глазами.

Дядя Людовик продолжал играть свою мелодию, нежную и журчащую, которая убаюкивала юношу. Сквозь дрему тот еще видел, как Амис танцует.

«Странно, — подумал Гвил, — эти люди живут в одиночестве, но они добры и прекрасно образованы».

Гвил очнулся, закончил есть и встал из-за стола. Людовик все еще что-то наигрывал, мелодия походила на пение птиц на восходе солнца. Амис танцевала, подвигаясь все ближе к Гвилу. Он чувствовал тонкий аромат духов и совсем близко видел ее золотые волосы. Ее лицо дышало счастьем.

Людовик почему-то смотрел на нее сердито, не говоря ни слова.

— Ну, а сейчас, может, поиграешь ты? Ты такой молодой и сильный, — сказала Амис, увидев, что Гвил раскрыл глаза. — Я знаю, что ты не откажешься сыграть для дяди, он будет очень доволен и скоро уйдет спать, а мы посидим и поговорим.

— С удовольствием! Я поиграю, — проговорил Гвил, с трудом шевеля онемевшими губами. — Это все из-за вашего вина… Пусть моя музыка расскажет вам о Сфере.

Случайно взглянув на старика, Гвил был удивлен странным выражением его лица. Замечательно, что человек так любит музыку.

— Ну же, играй! — попросила Амис, подталкивая его к Людовику и флейте.

— Я лучше подожду, пока дядя закончит. Боюсь оказаться невежливым, — завозражал Гвил.

— Нет, чем быстрее ты покажешь, что хочешь играть, тем скорее он закончит. Просто возьми флейту. Он плохо слышит, — сказала девушка.

— Ну что же, — согласился Гвил, — но я лучше возьму свою флейту. — И он достал ее.

В чем дело? Гвил увидел, что с девушкой и стариком произошло что-то странное.

Глаза Анис сверкнули, а дядя обрадовался, но на его лице застыло выражение какой-то безнадежной покорности.

Гвил отвернулся, смутившись.

— Тебе не хочется играть? — На мгновение наступила тишина. Амис в этот момент была особенно привлекательна: — Но я уверена, что своей игрой ты обрадуешь дядю. Ему кажется, что игра другого на его инструменте будет необычайно красива.

Людовик кивнул, и его старые глаза опять как-то странно сверкнули.

У него был действительно чудесный инструмент, сделанный из светлого металла и инкрустированный золотом.

Дядя жадно держался за него.

— Возьми флейту, — сказала Амис, — он плохо соображает.

Людовик отрицательно затряс головой, и Гвил с участием посмотрел на него, на его запачканную бороду, трясущуюся голову.

— Я сыграю на своей флейте, мне не хочется огорчать дядю. Слушайте! — И Гвил поднял флейту к губам. — Это мелодия Кайна, называется «Песня у моря».

Он заиграл. Музыка была прекрасна.

Людовик следил за ним, зевая. Амис слушала, полузакрыв глаза и покачивая в такт рукой.

— Тебе понравилось? — спросил Гвил, закончив играть.

— Очень! Можешь ты эту мелодию сыграть на дядиной флейте? У его флейты звуки более легкие и мягкие.

— Нет, — заупрямился Гвил. — Я играю только на своем инструменте. — И он снова стал играть. Это был танец радости — быстрый, вихревой.

Людовик играл то же, но классически точно. Амис самозабвенно танцевала свой собственный танец.

Гвил заиграл бешеную тарантеллу.

Амис кружилась все быстрее и быстрее, ее руки плавно взлетали, волосы красиво рассыпались по плечам.

Звуки флейты Людовика то взмывали вверх, то падали вниз, инструмент серебристо звучал, сплетаясь звуками с мелодией Гвила. Мелодии украшали друг друга.

Людовик зажмурил глаза и больше не видел танцующей девушки.

Неожиданно он изменил темп на чересчур быстрый. Гвил поддержал его своей флейтой. Они выводили невообразимые рулады, высокие быстрые и ясные.

Глаза старика закатились, пот струился по лицу. Его флейта восторженно вторила, заставляя содрогаться воздух.

Амис танцевала. Она была очень красива в своей неистовой пляске.

Эта музыка могла поднять даже мертвеца. Играя, Гвил вдруг заметил, что у Амис начался припадок, на губах выступила пена. Дядя, прихрамывая, подошел к ней, и случилось что-то ужасное и непонятное. Старик начал играть песню смерти.

Гвил из Сферы резко повернулся и выбежал из комнаты с широко открытыми от ужаса глазами.

Людовик, ничего не замечая, продолжал свою жуткую игру. Каждая нота его песни будто острым ножом резала девушку.

Гвил выбежал, и холодный воздух отрезвил его. Шел дождь со снегом. Юноша вбежал в сарай, белый конь повернул к нему голову.

Набросив седло, он взнуздал коня и поскакал прочь из этого старого города. Булыжник звенел под копытами. Прочь от песни смерти! Гвил мчался галопом. Немного погодя он оглянулся. И был изумлен и обескуражен. Позади расстилалась ровная каменистая равнина. Но где же город? На его месте видны были только осыпающиеся руины… Кругом царила мертвая тишина, прерываемая шорохом осыпающихся камней. Гвил отвел взгяд и поехал своей дорогой. На север.

Утесы, к которым вела тропа, были сложены из серого гранита, сплошь покрытого алым и черным лишайником и голубой плесенью.

Копыта коня звонко цокали по камням. Этот звук убаюкивал Гвила — он очень устал после бессонной, сумасшедшей ночи. Дрема уносила его в неведомую страну, и Гвил старался стряхнуть с себя оцепенение. Но усталость восторжествовала, и он свалился с седла. Встепенувшись, Гвил решил отдохнуть.

Утес поднимался высоко в небо. Солнце было в зените. Тропа петляла. Вверху голубело небо. Гвил размышлял. Кругом не было ни души. Чтобы добраться до подножия горы, ему надо пересечь сотни миль прерии. Надо быть начеку.

Он ехал по земле, заросшей травой и цветами. Впереди появилась пустынная возвышенность с группой темных деревьев. У ее подножия блестело озеро, на другой стороне которого виднелись серо-белые руины, плохо различимые в тумане.

Не Музей ли это Человека?