большие группы — «пессимистов» и «оптимистов».

Первые считают, что крушение современной цивилизации будет знаменовать гибель человечества или, по крайней мере, остановку его развития на неопределенный срок. Вторые, напротив, полагают общество гораздо более живучим, способным существовать и в самых неблагоприятных условиях.

К «пессимистам» можно отнести представленного в настоящем сборнике Харлана Эллисона. В отличие от большинства своих соотечественников-фантастов, Эллисон, один из самых ярких представителей «Новой волны» в американской фантастике, вообще не писал романов, ограничившись произведениями малой формы — рассказами и повестями. Главный парадокс творчества писателя заключается в том, что его произведения неизменно нарушали все и всяческие «табу» (а их в американской фантастике к концу 60-х гг. накопилось весьма немало). И при этом рассказы Эллисона, откровенно рассчитанные на эпатаж общественного мнения, тем не менее, столь же регулярно оказывались осыпаны целым созвездием самых разнообразных премий — «Хьюго», «Не-бьюла», «Локус», «Британская премия научной фантастики», «Британская премия фэнтези»… Впрочем, все его тексты действительно отличаются высоким литературным мастерством, предельной лаконичностью и неизменной отточенностью стиля. Это в полной мере относится и к новелле «У меня нет рта, а я хочу кричать» (Ihave no mouth, and I must scream, 1967, «Хьюго-68»), живописующей судьбу пятерых последних людей, переживших ядерную катастрофу.

«Оптимистическую» точку зрения в современной западной фантастике наиболее ярко отражает роман Дэвида Брина «Почтальон» (The Postman, 1985), получивший в 1986 г. Мемориальную премию имени Джона Кэмпбелла. Близких взглядов придерживался и патриарх британской научной фантастики Джон Уиндем, которого с полным основанием можно назвать творческим наследником Герберта Уэллса. Приобретя известность еще в 30-е гг. (в основном публикациями в американской фантастической периодике), уже после Второй Мировой войны он, подобно Джеймсу Бал-ларду, зарекомендовал себя мастером романа- катастрофы. В течение десяти лет Уиндемом были написаны романы «День триффидов» (The Day of the Triffids, 1951), «Кракен пробуждается» (TheKraken Wakes, 1953), «Хризалиды» (The Chrysalids, 1955), «Кукушата Мидвича» (TheMidwich Cuckoos, 1957), ставшие классикой жанра «романа-катастрофы» — и одновременно представляющие собой блестящие образцы чисто английской фантастики. Для произведений Уиндема характерны высокий литературный уровень, несколько «патриархальная» манера повествования, ярко и психологически достоверно выписанные характеры персонажей. В книгах английского автора всегда присутствовали сдержанный оптимизм и неизменная британская уверенность в конечной победе разума над злом и пришедшим извне хаосом. Хотя иногда, как в романе «Хризалиды» (в русском переводе он также назывался «Отклонение от нормы»), убежденность Уиндема в неизбежном торжестве порядка может переходить в оправдание насилия и уничтожения всех «причастных к хаосу» — а отсюда ведь недалеко и до фашизма. Но, например, к роману «Кракен пробуждается» это ни в коей мере не относится — перед нами один из модифицированных вариантов всемирной катастрофы, пришедшей из глубин океана, где поселились инопланетные чудовища, вознамерившиеся захватить Землю.

В советской фантастике 20-х гг. изображение всемирной катастрофы стало едва ли не самым излюбленным штампом. Впрочем, начало тому было положено еще до революции — уже в 1907 г. Валерий Брюсов описал всемирную экологическую катастрофу и последующую гибель цивилизации в декадентской пьесе «Земля». В 1921 г. им была создана пьеса «Диктатор» (опубликована только в 1986 г.), описывающая другую катастрофу — демографическую. Отдал дань теме и Михаил Булгаков, в пьесе «Адам и Ева» (1931) описавший гибель почти всего человечества в мировой войне. Однако большинство тогдашних авторов подходило к теме мирового катаклизма с куда более оптимистических (если не сказать — жизнеутверждающих) позиций. Как правило, подразумевалось, что несчастье постигнет лишь «ту» часть мира — сторону, на которой находится идеологический и военный противник Да и катастрофа, как правило, все же не превращалась в абсолютную, а завершалась пролетарской революцией, после которой рабочие с помощью Советской республики очень быстро уничтожали последствия катаклизма — как в полупародийном романе Виктора Шкловского и Всеволода Иванова «Иприт» (1925). Справедливости ради стоит отметить, что мировую войну, завершившуюся крушением старого мира и установлением социалистического строя, еще в 1890 г. описал американец Игнациус Доннелли в романе «Колонна Цезаря» (Caesar's Column).

А вот в послевоенной советской фантастике тема мировой войны и ядерной катастрофы не пользовалась слишком большой популярностью. Никаких официальных запретов вроде бы не существовало, напротив, «антиядерная» тематика была дежурной в советских средствах массовой информации. Газеты, журналы, радио и телевидение постоянно напоминали читателям и слушателям, что атомная война — самое страшное, что может случиться с человечеством, и в ней ни при каких условиях не может быть победителей. Тем не менее авторы фантастики с потрясающим единодушием избегали описывать ядерный конфликт и его последствия — по крайней мере, на Земле.

Описания ядерной войны на других планетах в отечественной фантастике время от времени все же появлялись — например, в «Обитаемом острове» (1969) братьев Стругацких, где Страна Отцов уже пережила один подобный конфликт, а затем впуталась в новый. Помощь «прогрессивных» землян планете, возрождающейся после ядерного конфликта, описана в романе Кира Булычева «Последняя война» (1970). Атомная война губит планету Фаэтон в романе Александра Казанцева «Фаэты» (1974). В этой книге автор свел под одной обложкой целый букет значимых тем мировой фантастики — таких, как ядерный конфликт, глобальный катаклизм, инопланетяне, палеоконтакт, Атлантида и т. д. В крайнем случае атомную катастрофу можно было отнести в далекое прошлое — так в романе Е. Войскунского и И. Лукодьянова «Очень далекий Тартесс» (1968) ядерный взрыв разрушает древний город-государство Тартесс, существовавший более двух тысяч лет назад.

Если же действие все-таки происходило на Земле и в настоящем, то катастрофа оказывалась локальной, как в повести Александра Шалимова «Стена» (1982), либо происходила лишь в воображении главного героя, как в повести Ариадны Громовой «В круге света» (1965). Одним из немногих исключений стала появившаяся в 1982 г. повесть Светланы Ягуповой «Софоровой ночью», в которую была вставлена фантастическая новелла, описывающая пост-ядерный мир.

Еще одно фактически уникальное исключение представляет собой роман Дмитрия Биленкина «Пустыня жизни» (1984), в котором описана ликвидация последствий глобального «времятрясения», смешавшего фрагменты отдельных стран и эпох. Катастрофа, изображенная писателем в довольно мрачных тонах, не относилась к категории ядерных, но и она нарушала своеобразное негласное ограничение — никогда не доводить ситуацию до предела. Локальная катастрофа описана в повести Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова «Черный столб» (1963), в которой столб странного вещества, выдавленного из недр земли через сверхглубокую скважину, «замыкает» земную кору с ионосферой, обесточивая таким образом всю электронную технику. Иногда катастрофа предотвращалась в самый последний момент, как в романах Георгия Гуревича «Прохождение Немезиды» (1957) и «Под угрозой» (1963). В первом из них Земле грозит столкновение с блуждающей в межзвездном пространстве планетой — но в последний момент небесное тело с именем богини возмездия изменяет свою траекторию, оказавшись своеобразным космическим кораблем. Во втором романе Тихоокеанскому побережью Соединенных Штатов угрожает невероятной силы землетрясение, однако на помощь американцам приходят советские геологи, предотвращая катастрофу.

К теме ядерного конфликта и его последствий фантасты стали чаще обращаться в середине 80-х гг. XX в., в период ранней «перестройки». В 1986 г. на экраны кинотеатров вышел нашумевший фильм «Письма мертвого человека», едва ли не впервые в отечественной фантастике живописавший последствия реальной ядерной катастрофы. Одним из авторов сценария фильма был Вячеслав Рыбаков — историк-китаист и превосходный писатель. За работу над фильмом он первым из советских фантастов получил в том же 1986 г. Государственную премию РСФСР. Последствиям ядерной катастрофы посвящена и его аллегорическая новелла «Зима» (1987) — одно из наиболее страшных и горьких произведений автора, притча, исподволь ставящая коварный вопрос: а не справедливым ли было все произошедшее, не явилась ли всемирная катастрофа наилучшим исходом для человечества?

Собственно, весь ранний период творчества Рыбакова пронизан ужасом перед катастрофой — под которой понимается далеко не только ядерная. Рыбаков предчувствует гибель мира — пусть не самого лучшего, светлого и чистого, но все же такого, в котором человек может существовать и даже окружать себя определенным комфортом. Что же идет ему на смену: ядерная зима с забившимися в норы и бункера остатками человечества, несмотря ни на что продолжающими играть во власть и политику, — как в повести