предлагал закрыть университет. На последнее правительство не согласилось; назначенному попечителем Казанского учебного округа Магницкому было предписано «исправить» крамольный университет. Начало этому исправлению было положено увольнением одиннадцати «неблагонадежных» профессоров. Затем Магницким была разработана инструкция ректору университета. Главная мысль ее сводилась к тому, что орудием воспитания должна быть религия, и в преподавании всех наук должен утверждаться «один дух святого Евангелия». В соответствии с этой установкой стал перестраиваться и учебный план — одни предметы исключались вовсе, другие начали излагаться в соответствии с новыми требованиями. Так, на юридическом факультете «для преподавания естественного права был составлен учебник христианского естественного права, вместо римского права ведено было преподавать византийское право, руководствуясь кормчей книгой».[45] Философские учения предлагалось излагать в духе апостольских посланий, политические науки — на основе Ветхого завета. При освещении исторических событий рекомендовалось не вдаваться в излишние подробности. Центром изложения должна была стать священная история, задачей лектора — показать добродетельность христиан и злодейство язычников. Историю России следовало в основном ограничить историей дома Романовых.
В результате «преобразованный Казанский университет по своей внутренней организации представлял из себя настоящий монастырь»,[46] — вспоминал один из его студентов. Эта монастырская дисциплина развивала дух ханжества, лицемерия и обмана — показным благочестием можно было заслужить благорасположение начальства. Говорили, что «никогда нравы студентов не были распущеннее, чем тогда», несмотря на то, что ужесточенная слежка за студентами достигла апогея. «Надзиратели, наблюдая за студентами и управляя их каждым шагом, должны водить их из одной комнаты в другую, устанавливать в ряды, осматривать волосы, платье, кровать — словом, быть настоящими ефрейторами, — писал тот же автор, — дежурный адъюнкт, принимая студентов от надзирателей, расставляет их по аудиториям и затем начинает осмотр студентов, который продолжается долго».[47] Только после этих многочисленных осмотров студенты допускались к занятиям, на которые оставалось все меньше времени. Неудивительно, что за годы попечительства Магницкого количество студентов Казанского университета значительно уменьшилось. За это же время там не было напечатано ни одного научного труда.
В то же время между профессорами процветали интриги, доносы, ссоры. Собрание ученого совета университета проходило во взаимных обвинениях в темных интригах, составлении фальшивых протоколов, во взяточничестве и т. п.
Автор многотомной истории Казанского университета Н. П. Загоскин так характеризовал эпоху попечительства Магницкого (1819–1826); «Массовые увольнения неугодных Магницкому профессоров, признанных им неблагонадежными, с заменой их попечительскими креатурами, фарисейская благонамеренность, часто скрывающая под своей личиной невежество и нравственные недостатки; развитие лицемерного ханжества среди учащих и учащихся; запрещение одних наук и ограничение в преподавании других рамками узких и тенденциозно составленных программ».[48]
Следующей жертвой реакции стал преобразованный в 1819 году из Главного педагогического института Петербургский университет. Первоначально он состоял из трех отделений: 1) наук юридических и философских, 2) наук исторических и словесных, 3) наук математических и физических. В отличие от Московского университета здесь не было четвертого, медицинского отделения, так как в Петербурге существовала Медико-хирургическая академия. Отделения возглавляли профессора Лодий, Герман и Чижов. Первым ректором Петербургского университета стал профессор М. А. Балутьянский, видный специалист в области политических и юридических наук, человек прогрессивных взглядов, друг Сперанского и автор многочисленных проектов по крестьянскому, финансовому и другим вопросам. Для преподавания были привлечены выдающиеся ученые и педагоги. Большую популярность заслужили такие профессора университета, как А. П. Куницын, блестящий оратор, любимый лицейский педагог, пламенный патриот, известный своими выступлениями и статьями в период Отечественной войны. Куницын читал естественное право и общую теорию права. В 1815–18 годах он опубликовал на страницах журнала «Сын Отечества» статьи, в которых отстаивал преимущества конституционной формы правления. Европейски образованный специалист, историк и литератор (впоследствии известный драматург) профессор Э. Раупах преподавал всеобщую историю. Курсы статистики и географии читали К. Ф. Герман и К. И. Арсеньев. Профессор К. И. Герман, «ученик знаменитого Шлёцера в Геттингене был, по отзывам современника, человек умный и ученый… честный и добрый». К. И. Арсеньев был учеником профессора Германа, его лекции привлекали студентов как доступностью и четкостью изложения, так и политическим анализом материала, антикрепостническими убеждениями. Талантливым педагогом и ученым был и декан математического отделения профессор Д. С. Чижов.
С 1 ноября 1819 года начался первый учебный семестр в Санкт-Петербургском университете. И если укомплектование университета педагогическими кадрами прошло вполне успешно — значительная группа его профессоров стала украшением отечественной науки, то набор студентов представил значительные трудности. 100 казеннокоштных студентов (то есть студентов, находившихся на государственном обеспечении, получавших стипендию и общежитие —
Надо заметить, что и в последующие годы число студентов возрастало медленно. К 1823 году число своекоштных студентов увеличилось только на три человека. Одной из причин этого было то, что некоторые предметы читались на латинском языке, естественно, что слабое знание его создавало студентам большие трудности. Основной же причиной малочисленности созданных в начале XIX века русских университетов было все же, видимо, то, что дворяне избегали высших учебных заведений смешанного типа, стараясь определить своих детей в закрытые привилегированные училища.
Предполагалось, что деятельность нового университета будет строиться на основе устава, проект которого разрабатывал М. А. Балугьянский. Он предопределял расширение учебной программы и научной базы университета, введение прогрессивных методов обучения, связь университетской науки с народнохозяйственной жизнью страны. Но не успев еще окрепнуть. Петербургский университет стал жертвой правительственных репрессий. Недовольство администрации возбудила книга Куницына «Право естественное», которая, несмотря на положительные отзывы ученых и педагогов, в числе которых были Балугьянский и директор Царскосельского лицея Энгельгардт, была признана «сбором пагубных лжеумствований». В результате последним был объявлен выговор за допущение в подведомственных им учебных заведениях «вредного сочинения», Куницын же был уволен из университета.
В 1821 году на Петербургский университет была распространена инструкция Магницкого, составленная им для Казанского университета и требовавшая изложения всех наук в духе евангельского учения. На другой же день ректор профессор Балугьянский обратился к попечителю Санкт-Петербургского учебного округа Д. П. Руничу с письмом, в котором ходатайствовал об отставке. «По-видимому, — считает автор посвященной ему монографии, — Балугьянский счел невозможным для себя принять „Инструкцию“».[50] Однако отставка Балугьянского принята была только частично — от должности ректора он был уволен, но оставлен профессором университета до окончания ревизии.
Кампанию по «очищению» университета от вредоносных идей возглавили попечитель учебного округа Рунич и директор университета (административно назначавшийся в отличие от ректора) Кавелин. Одновременно с пересмотром учебных программ началось гонение на «вольнодумных» профессоров. По отзыву современников, «Рунич был ревнителем, поклонником, подражателем и карикатурой Магницкого. Тот был хитрый и расчетливый плут, насмехался над всем на свете, дурачил кого мог и пользовался слабостями и глупостью людей. Рунич был дурак, хвастун, пустомеля… Подражая во всем Магницкому, восхищаясь его… подвигами в Казани, Рунич хотел повторить то же с большим блеском и громом в
