нехорошая кривая. Однако, звукового сигнала тревоги не было.

'Ну, и ладно, - подумала она. - Чего я, собственно, дергаюсь? Большаков знает, что делает. Да, в конце концов, случись что - не мне же отвечать?'

И все же на сердце было смутно и тревожно. Из палаты они вышли втроем. Жена аккуратно притворила дверь.

- Да, Мариночка, - Константин Иванович поскреб ногтями запястье так, что выступили красные полосы, - что-то у меня в голове вертится, что вам муж по внутреннему звонил? Сегодня или в прошлую смену? Убей Бог, не помню!.. Вы бы забежали к нему, пока работы особенно нет.

Марина дернулась было, наткнулась на странный, застывший взгляд блондинки, остановилась, спросила:

- Я точно не нужна?

- Нет, бегите. Вы же ненадолго?

Блондинка повернулась и медленно пошла мимо запертых дверей пищеблока к окну в конце коридора.

'Бог с ними, пусть разбираются сами... Чего, интересно, она на меня так смотрит?.. Ладно, все нормально... Что же понадобилось Андрею. Почему он не зашел?'

Марина завернула в сестринскую снять шерстяные носки. Отчего-то стало жарко, топить начали, как в бане. Скинула тапочки, свернула свои 'скандинавские' гольфы в округлый комок и тут обнаружила на пятке 'стрелку'. Широкую, кошмарную 'стрелку', стремительно ползущую под колено.

'Наверное, эта белокурая мадам смотрела не на меня, а на мои ноги! Точнее, на мои драные колготки. Кошмар! Как росомаха! А она в костюмчике от Версаче... Сейчас бы побежала к Андрею, блеснула драными лапами на всю терапию'.

Она быстро стянула колготки, скомкала, швырнула в пластмассовое мусорное ведро, стоящее под столом. Новенькие телесного цвета 'Леванте' в чуть надорванном пакетике лежали в выдвижном ящике. Запасные колготки хранились в сестринской всегда, 'на всякий случай'. Очень здорово пускали 'стрелки' ножки штатива для капельницы, да ещё и из сеток некоторых кроватей торчали какие-то ржавые винты... Марина окончательно разорвала пакет, торопливо размотала колготки, выкинула картонный прямоугольник с рекламой на одной стороне. Переоделась, одернула юбку, взглянула на часы.

'Наверное, у Андрея в отделении тоже проблемы, раз не забежал, а позвонил', - подумала она, выходя в коридор. И тут увидела его. Андрюшка стоял у дверей второй палаты. Стоял и тупо смотрел прямо перед собой. Лицо у него было бледное и, словно, замерзшее.

- Андрей! - окликнула она. Он обернулся. В то же мгновение замигала лампочка на посту, заверещал сигнал тревоги. Из палаты перепуганной птицей метнулась жена пациента, наткнулась на Андрея, отшатнулась. Он тоже отступил на два шага назад. Марина, споткнувшись о длинную, жестяную заплатку на линолеуме, бросилась вперед.

- Там... Там... Помощь требуется, - пролепетала блондинка, но как-то неуверенно, словно сама до конца не веря в то, что произошло. - Сердце остановилось.

Андрей, очнувшись, отстранил её и быстро зашел в палату. Послышался нервный голос Большакова:

- Строфантин... Сейчас... Еще массаж попробуем... Нет, дефибриллятор!

Потом она искала на безвольной, мертвой руке вены, помогала переваливать недвижного пациента на каталку, бежала вместе со всеми по коридору к палате интенсивной терапии. Обезжиривала синюшную кожу и подсоединяла электроды, смотрела, как ток выгибает неживое, отмучившееся тело. Раз. Еще раз. И еще...

Все было бессмысленно. В три часа сорок две минуты Виталий Вячеславович Найденов скончался. Константин Иванович Большаков подписал заключение о смерти. Электрокардиограмма выдала мерцание предсердий. Полная блокада. Остановка сердца. Не помог ни массаж, ни электростимуляция...

Блондинка не плакала. Она стояла у окна, тяжело опираясь о подоконник, и глаза у неё были пустые и мертвые.

Андрей куда-то исчез. Марина поискала его немного и отправилась в тамбур курить. Руки дрожали, на душе было пакостно. Отчего-то вспомнилась мама. Она часто говорила: 'Вот умру, а ты со своей любовью безумной и не заметишь. Попомни меня, так и будет!' Мама... Пожилая, не очень здоровая женщина. Это неизбежно. Это когда-то произойдет... А вот Андрей! Что, если что-нибудь случится с Андреем? Сегодняшний Найденов тоже казался совсем обычным сорокалетним мужчиной. Не тучным, не чрезмерно истощенным. Имел деньги, имел свое дело. Красивую жену... Стенокардия, аритмия, остановка сердца. И все... Что, если и Андрей вот так же?

На лестнице послышались шаги. Она перегнулась через перила. По ступенькам медленно поднимался Говоров, придерживая руку у левой стороны груди.

'О, Господи!' - успела подумать Марина и, наверное, даже тихонько ахнула. Он поднял голову и вытащил из-за пазухи смятую красненькую коробочку. Коробочка с одной стороны была затянута целлофаном. В ней лежала нежная орхидея.

- Вот. Тебе купил. Хотел перед работой отдать. Забыл.

Андрей продолжал подниматься. Она сильнее перегнулась через перила, вытянула руку, погладила его по голове.

- Твой Большаков и эта баба... Они угробили мужика, - сказал он просто и страшно. - Они его убили. И с монитором в палате что-то сделали. Звукового сигнала нет... Сколько ты вколола ему строфантина?

Марина ответила. Он кивнул.

- ... Я пришел тебя искать, а дверь в палате открыта. И они стоят. А на мониторе - прямая линия. И никто ничего не делает... Он массировать кинулся, только когда время прошло, когда совсем поздно стало. И баба эта меня увидела... Никакой дефибриллятор помочь уже не мог. Твой Большаков высчитал время.

- То есть как? - она судорожно скомкала халат у горла, глядя на мелкие капли пота, выступившие у Андрея на лбу. - Тебе, наверное, показалось? Зачем?

- Я знаю - зачем? Видать, богатый мужик был. И хорошо подумал, прежде чем жениться... Проверяли его на дигитализацию? Пульс хотя бы после нагрузки просчитали? Я уже о пробах не говорю, нет! И строфантин!.. А у него аритмия ни с того, ни с сего в течение трех месяцев. И цветовые галлюцинации. Он все в желтом видит, ты понимаешь?

Марина ничего не понимала, потому что давным-давно все забыла. Забыла все, что конспектировала на лекциях в институте, и то, что пыталась учить сама, когда ещё надеялась вернуться из академотпуска.

- И что теперь? - спросила она тихо.

- Ничего. Никто ничего не докажет без судмедэкспертизы. А повода для неё нет. Сердечная недостаточность, в амбулаторной карте, наверняка, зафиксированы обращения к терапевту из поликлиники. Все в норме! Все просто о, кей!.. Человек болел несколько месяцев, он не умер ни с того, ни с сего... А меня, скорее всего, убьют.

- Но ведь можно написать заявление в милицию. Если ты уверен, конечно... Кто тебе что тогда сделает?

В висках у неё уже часто и больно билось: 'Андрей! Андрей! Андрей!'

- Нет, Марина... Если бы это был сантехник из ближайшей пятиэтажки, тогда - да. Но это - Виталий Вячеславович Найденов. Это - большие деньги. И мы не можем знать, кто их захотел поиметь... Мы ничего не можем, так что лучше обо всем забыть... Цветок этот... Куда его девать?.. Возьмешь?

Орхидею Марина взяла. Опустила в карман халата. Найденова перевезли в морг. Андрей у себя на этаже благополучно отдежурил смену и утром вместе с женой отправился домой. Она не могла не думать обо всем об этом. Синеющие губы Найденова... Страх в его глазах... Аритмия... Строфантин... Все нормально... Кажется, никакого криминала... Зачем этой красивой бабе в 'версачевском' костюме понадобилось его убивать? Может быть, у неё был любовник?.. Любовник... Любовь, любовь, любовник... Любовник-любовница... У Большакова есть любовница. Об этом все знают, но никто её не видел... Почему эта баба привезла мужа именно в дежурство Константина Ивановича?..

Дома Марине отчего-то стало ещё тревожнее. Ее просто затошнило от страха. Рот наполнился кислой, вязкой слюной.