— Идите! Несите Парамошкова, отправляйте катер, не задерживайте.

— Вызывай, Сиваш, Гранина! — приказал Бархатов, убедившись, что Гончаров добровольно с острова не уйдет.

Телефонист хотел было сказать, что связи нет — снова прервалась. Но Бархатов зло взглянул на недогадливого телефониста, выхватил трубку и закричал в безмолвный телефон:

— Алло, алло!.. «Осока»? «Осока»? Я «Камыш». Вы меня слышите? Товарища шестого к телефону…

Косясь на Гончарова, Бархатов подождал с минуту и продолжал:

— Здравия желаю, товарищ шестой. Докладывает временный комиссар Бархатов. Наш командир не подчиняется приказу и не эвакуируется в госпиталь… Слушаю… Есть повторить приказание: немедленно отправить политрука в санчасть!..

Гончаров протянул руку к трубке, но Бархатов сообразил.

— «Осока»! «Осока»! — надрывался он. — Тьфу, черт, опять обрыв. «Осока»!..

Он зло швырнул трубку и мигнул телефонисту:

— А ну, давай выполнять приказание капитана.

Они подняли Гончарова на руки и, согнувшись, понесли вниз на катер.

Парамошков, сдерживая стоны, сам пополз вниз.

Бархатов и телефонист, сдав на катер Гончарова, вернулись и подхватили Парамошкова.

Уже с катера Гончаров крикнул:

— Руководство обороной скалы возлагаю на Бархатова. На коммуниста Бархатова!.. Держитесь, товарищи!..

Катер ушел.

Бархатов подумал: «Как же без комиссара? Ни один бой не обходился без комиссара».

Он спустился вперед в лощинку, к Богданычу, члену партийного бюро отряда.

— Ты, Саша, будешь за комиссара…

— Хорошо, — согласился Богданыч. — Макатахин, командуй разведчиками, пока я не вернусь. Только, чур, без приказа вперед не лезть!..

«Что же прежде всего должен делать комиссар? — размышлял Богданыч, поднимаясь вместе с Бархатовым на скалу. — Прежде всего — объединить людей».

На скале Богданыч расспросил Бархатова, какова общая обстановка, каковы указания Гранина, какие силы в обороне, кто где расположен, и пополз вниз, с фланга на фланг.

— Озяб? — подползая к матросу, спрашивал Богданыч. — А ты что же лежишь без движения? Так и заснуть можно.

— Тут шевельнешься — над головой сразу фьюить, фьюить, соловьем заливаются.

— А ты соловьев боишься?

— А вон ты тоже ползешь, Богданыч! Не подставляешь грудь-то.

— Зачем зря подставлять? Когда надо было, командир во весь рост встал: всех спас. Он целый семафор успел передать — пуля его не тронула. Пока дело свое не сделал. Уж если что, так лучше, как он, — с улыбкой, да дело сделать.

— Помирать всяко неприятно.

— Согласен, только по всякому случаю дрожать еще хуже. У тебя нож есть?

— Два.

— Чего ж ты ямку не долбишь? Знаешь, какую ямку Коля Парамошков выдолбил для капэ? Окоп!..

Легко раненного новичка, возвращенного на позицию Гончаровым, Богданыч с усмешкой спросил:

— Зудит?

— Сидеть больно, — вздохнул новичок.

— А ты на брюхе лежи. Наступать будем — сидеть не придется. Зато в лазарете встретишь политрука — не стыдно будет в глаза посмотреть.

Людей на скале оставалось немного, лежали все врозь, часами, каждый на своей позиции, и все же легче держаться, когда знаешь, что творится на белом свете, когда поговорят с тобой, когда знаешь, что ты не один, что друзья рядом, живы, что есть командир, комиссар, связь со штабом и полный воинский порядок.

И снова матросы ждали наступления, считали, сколько осталось часов и минут до темноты.

Хотелось пить и курить. Но не было ни воды, ни курева. Когда приходили катера с солдатами, Богданыч отбирал у вновь прибывших табак и разносил давно не курившим.

Связь с Хорсеном то налаживалась, то исчезала. Червонцев все время ее восстанавливал. Под пулями он сновал на своей резиновой шлюпке между скалой и Талькогрундом и находил обрывы.

Как только налаживалась связь, Бархатов запрашивал:

— «Осока»! Спросите там капитана: можно нам кричать «полундра»?

— Потерпите, — отвечала «Осока». — Полундру надо хором кричать, чтоб слышнее было… Тут комиссар отряда просит передать бойцам, что летчики сегодня сбили два «юнкерса».

— Спасибо героям воздуха. От нас спасибо, — передавал Бархатов.

Когда стемнело, Бархатова с «Осоки» предупредили:

— Скоро и полундра!

Бойцы, голодные, насквозь промокшие, повеселели.

— Скажи там, чтобы прислали перекусить.

— Пусть привезут мешок сухарей, — передал Бархатов на Хорсен.

— Будут вам на заправку сухари, — заверил писарь Манин с «Осоки».

Расскин позвонил Томилову еще накануне эльмхольмского боя, чтобы собирался на Хорсен к Гранину: Данилин вот-вот переберется на новое место службы, на материк, в штаб береговой обороны. Томилов напомнил о Фомине, которого Расскин обещал послать на Хорсен.

— У вас круговая порука, — рассмеялся Расскин. — Успокойтесь, все трое встретитесь на Хорсене. Гончаров там отличается. Здорово воюет.

А на другой день разразился эльмхольмский бой. Томилов досадовал, что не получил приказа днем раньше. Он упросил Шустрова выйти на «Кормильце» к Хорсену часом раньше, хотя переход в этот день был опаснее, чем когда-либо.

Чуть стемнело, «Кормилец» уже подходил к Хорсену. Встречный ветер нес дым и гарь на палубу, где стояли Томилов с Фоминым.

Хорсен горел вторые сутки. Желто-багровые всплески пламени метались по лесу, заволакиваемые черным дымом. Когда подошли ближе, дым оказался не таким уж черным и плотным, Фомин разглядел фигурки людей с баграми, спасающих лес. Беда, если огонь оголит остров.

— Пылающий остров, — произнес он тихо и устыдился красивости сказанного. — Ты, Степан, видал лесные пожары у себя на Алтае?

— Не пришлось.

— А я видел, когда летел на самолетике над Восточной Сибирью. Жуть. Вдруг пришлось бы сесть на вынужденную…

— Сейчас без вынужденной хлебнешь огонька, — сказал Томилов. — Блокноты не спали. Смотри, как шпарят по бухте…

Причала не видно было, но где бухта, можно было судить по всплескам разрывов. Шустров вслепую уверенно вел хожеными дорогами, часто и вовремя перекладывая штурвал, обходя памятные банки, проскальзывая в узкостях между валунами.

Пристань вынырнула из дыма внезапно, густонаселенная, шумная, отходили шлюпки, грузились катерочки, и даже «охотник» стоял наготове. Это отряд перебрасывал к островочкам поближе к Эльмхольму штурмовые группы. Фомин сразу углядел среди бородачей на берегу кряжистого Гранина, а Томилов искал глазами Данилина, надо обязательно повидать его, не ушел бы в десант.