бухгалтерию…», и Лёша принялся читать. С первых же прочитанных слов строчки заплясали у него перед глазами: «болезнь», «гинекологическое отделение», «отказалась от лечения», «по словам профессора Грицая, имела явные суицидальные наклонности», «в настоящее время местонахождение неизвестно», «государственную границу не пересекала», «есть все основания полагать, что гражданки Ваджеи больше нет в живых»…

Перед глазами Алексея потемнело, внутри что-то оборвалось, и в груди, под ребрами, стало нестерпимо печь. Он почувствовал, что проваливается в черную бездонную пропасть, но Войтов, который ни в какую бухгалтерию не пошел, вернулся в кабинет и отреагировал мгновенно: кликнул Сергея на подмогу, вместе они уложили Лёшу на диван, а вскоре появились в генеральском кабинете врачи «Скорой»: бригада реаниматоров из трех человек. Констатировали сердечный приступ, сделали несколько уколов. Откачали…

— Парень, милый, ты так не пугай, — всё приговаривал Войтов. — Если вы в таком возрасте уже в обмороки падаете, то нам-то, старикам, что прикажете делать?

— Да я в порядке, Петр Никитич, — севшим от сердечных снадобий голосом заверил Лёша. — Просто никогда бы не подумал, что с ней могло такое случиться. Сапожник без сапог я. И ведь она мне так ничего и не сказала, просто ушла помирать, словно кошка в лес. Боже, боже… Мариночка моя. А я думал, она нашла другого. Лучше бы я не искал ее, лучше бы не знал. Сил нет осознать, что я ее больше никогда не увижу. Хотя, может, есть еще надежда? Мне не верится, что она мертва, я этого как-то… не ощущаю.

— Конечно, парень, конечно, — Войтов сидел рядом с ним, на стуле. — Тебе как сейчас? Полегче?

— Да всё со мной в порядке! — Лёша попытался было встать, но у него закружилась голова. — Чёрт знает что, — беспомощно пробормотал он. — Накачали всякой дрянью, состояние, будто у пьяного. Но ничего страшного, скоро пройдет. Уж я-то знаю, — он слабо улыбнулся, посмотрел на Войтова, и улыбка медленно сползла с его лица. Генерал стал, казалось, еще мрачней.

— Что еще? — спросил Лёша.

— Я не ошибался. Я действительно запомнил фамилию этого японского ученого, Китано. Ты сказал, что он никогда не был в России, а он был. На Камчатке. Как раз в тот момент, когда там случился оползень. Ты слышал, как погибла Долина Гейзеров?

— Вроде да, — кивнул Лёша. — Я предпочитаю не слушать плохие новости. Особенно, когда гибнут красивейшие места на этой планете, и значит, я их больше никогда не увижу.

— Увы, но ты и своего японца больше никогда не увидишь. Он какое-то время считался пропавшим без вести, когда не вышел вместе со своей группой к концу маршрута. Его искали, но всё напрасно. Там земли и камней столько, что такую могилу никому разрыть не под силу. Прости, Алексей, что ты от меня сегодня слышишь только плохие новости.

Лёша молча лежал и смотрел в потолок. В голове появилась было мысль об отпуске, но тут же испуганно исчезла. Какой еще, к чертовой матери, отпуск? Он хотел было сказать генералу, что знает, что именно искал на Камчатке Саи, даже рот открыл, но в последний момент передумал. От генерала его желание не укрылось, старик подмечал любую мелочь.

— Хотел мне что-то сказать?

— Да. Мне очень жаль, что всё так вышло сегодня. Такие вот новости… Без Саи будет, конечно, тяжело, но я знаю, где искать то, что он мне обещал.

— Что же это? — быстро спросил Войтов.

— Петр Никитич, при всем моем безграничном уважении к вам я прошу не спрашивать об этом. Я предпочитаю ничего и никому не рассказывать и не показывать, пока работа не завершена. Это примета такая, понимаете?

— Ты прав, — устало улыбнулся генерал, вспомнив вдруг про свою болезнь и поддавшись безразличию, — дуракам незаконченную работу не показывают. Знаешь, у меня тут небольшая проблемка со здоровьем нарисовалась, поэтому я, наверное, какое-то время поваляюсь в госпитале.

— А с вами-то что? — пораженный Алексей поднялся с дивана, уставился на генерала.

— Всё то же, — с грустью проговорил генерал, — я уже стар, Лёша. Меня спасать не надо. Ты лучше давай побыстрей работай. Твою работу люди ждут.

— Что с вами? Расскажите, я настаиваю.

— То же, что и с твоей Мариной, — вздохнул Войтов. — С какими-то невероятными, науке неизвестными осложнениями. Вот ведь забавно как получается! Всю жизнь ничем не болел, во всем соблюдал разумную умеренность, ну, может, только кроме женского пола. А тут на тебе… Старость, мой милый, старость. Значит, суждено мне так.

— Да что вы глупости-то говорите! Дайте сюда историю болезни!

Лёша, казалось, совершенно пришел в себя. Его молодой и крепкий организм быстро восстановился после приступа. Войтов пожал плечами, встал со своего места, подошел к сейфу, отпер его поворотом ручки-вертушки, достал оттуда свою пухлую медицинскую карту и бросил на стол перед Алексеем.

— Читай, если тебе охота.

Лёша открыл карту, быстро пробежал глазами неразборчивые, но понятные ему каракули докторских почерков. Дошел до конверта с рентгеновскими снимками, открыл его, достал черные, жесткие прямоугольники и стал внимательно изучать их. Вначале не поверил глазам своим, повернул снимок наоборот, затем вернул в исходное положение.

— Ничего не понимаю, — пораженно прокомментировал он. — Какой-то бракованный снимок. Что это за сплошная дыра от грудины до середины спины? Бред какой-то, так не бывает. С этим не живут и минуты, значит, точно снимок бракованный. Разрешите мне вас осмотреть, Петр Никитич, я очень вас прошу.

Войтов хотел было возразить, но столь естественное во всяком человеке желание жить упрямо взяло свое, и он покорно скинул пиджак, стянул через голову рубашку.

— Смотри, коли охота.

Алексей увидел, что тело у генерала сухое, жилистое, а на уровне сердца грудь его закрыта повязкой, огибающей весь торс. Это заинтересовало Алексея. Он попросил у генерала разрешения снять повязку.

— Давай, — вяло разрешил генерал, — давай, чего уж там. Сергей меня потом перевяжет, он в курсе.

Спиваков действовал очень аккуратно и профессионально. Со знанием дела снял бинт, отклеил пластырь, отогнул края бинтового тампона. Тут генерал поморщился.

— Щиплет, сволочь.

— Я сейчас, — Спиваков снял повязку полностью и в изумлении от увиденного даже отступил на два шага: — Н-нет, так не бывает, — вымолвил он после минутной паузы. — Что, чёрт меня побери, это такое?

На груди Войтова имелась пятиугольной формы рана, или язва, сантиметра в четыре в поперечнике. Алексей зашел со спины и чуть выше поясницы увидел точно такую же язву. Кровь не сочилась, но зрелище было удручающим. Для Алексея особенно. Позвали Сергея, тот принес материал для новой повязки, и чуть дрожащими руками Лёша эту перевязку сделал. Лишь только он закончил, как тут же бросился к медицинской карте, и уже после снимков прочел буквально следующее:

«На груди, — писал хирург (его фамилия была Хайт, судя по врачебной печати на заключении), — в области солнечного сплетения имеется странное красное пятно правильной геометрической формы в виде пятиугольника, на спине, между семнадцатым и девятнадцатым позвонками, точно такое же пятно. Судя по характеру явления, оно прогрессирует, пятна медленно, но верно усиливаются и начали более походить на язвы, которые бывают при проказе. Однако проверка диагноза может занять неопределенное количество времени, так как больной, судя по его поведению и самостоятельной оценке собственного здоровья, чувствует себя превосходно, имеет нормальную температуру тела и высокий уровень гемоглобина для своих лет. Рентгеновский снимок пораженного участка тела в трех проекциях дает весьма странный результат. Получается, что след (я назову это так) на груди и на спине больного — это следствие сквозного ранения каким-то предметом, имеющим пятиугольную форму, но ранения не заживающего, а прогрессирующего, как если бы открылась старая рана, что абсолютно исключено, ибо пациент утверждает, что ничего подобного у него на теле никогда не было».