литературной периферии немножко писала, немножко переводила, была умна и с хорошим вкусом.

Почему-то они — эта барышня (звали ее Иля) и баронесса очень друг другу не понравились. Баронесса кривлялась, Иля смотрела на нее мрачно. Баронесса восторгалась плюшевой черной кошкой, которую мне кто-то прислал в корзине белых роз.

— А я совершенно не выношу кошек, — говорила Иля. — Мне противно смотреть даже на эту игрушечную.

Баронесса продолжала возиться с кошкой, сажала ее себе на плечи.

— Взгляните, как мне идет эта черная кошка. Неправда ли, я похожа на молодую колдунью? Похожа?

— Очень! — мрачно отвечала Идя. Вы похожи на колдунью Карабос из «Спящей красавицы». Я легко себе представляю, как вы едете на шестерке крыс.

Баронесса обиделась. Глаза ее стали острыми, как две иголки: фея Карабос была горбатая уродина с длинных носом.

— Да? Вы находите? Это очень мило. Да, я фея Карабос. И, чтобы вам доказать свою силу, я непременно обращу вас в кошку. Может быть, побывав в кошачьей шкуре, начнете кошек любить.

Видя, что они сердятся, я поспешила перебить разговор.

И вот приходит ко мне на другой день Идя, страшно смущенная, и говорит:

— Знаете, я кажется, сошла с ума! Вы только никому не рассказывайте, но со мной произошла очень странная история. Какая? Она усмехнулась, покраснела и ответила шепотом: — Я кошка.

— Что-о? Кивок головой и смущенное подтверждение:

— Да! Затем последовал очень толковый рассказ. — Вы меня знаете — я никогда особенно всем этим вашим колдовством не интересовалась и, хотя это и не модно, абсолютно во всю эту ерунду не верила. Я человек с холодным воображением, человек положительный.

И конечно, никакого внимания не обратила на вашу злющую баронессу Карабос и даже тут же и забыла все, что она болтала. И вот, представьте себе, просыпаюсь я сегодня ночью и чувствую, что на меня дует. Повернула голову к окну и вижу, что форточка приоткрыта. Я спустила ноги с кровати и как-то странно не упала, а почему-то оказалась на четвереньках и так, не поднимаясь на ноги, страшно легко подошла к окну, подпрыгнула и очутилась на подоконнике. Села на подоконник и думаю: «Что же это такое со мной делается?» Подняла руку, хотела лоб потереть, смотрю, а у меня не рука, а лапа. Оглядела себя — во дворе фонарь светит — я вся пушистая, серая, мягкая… «Батюшки, думаю, да ведь я кошка! Ну что туг делать?»

Потянулась, достала лапами открытую форточку, вспрыгнула и спустилась на карниз.

Вы ведь знаете, дружок, какая я нервная и до чего боюсь высоты. А тут — удивительно — смотрю вниз с третьего этажа и прямо даже приятно. Захотелось проверить себя. И страшно и любопытно. Пошла вдоль карниза. Ничего — голова не кружится, а все ощущение своего тела такое небывалое, что-то послушное, гибкое. Помню, что по другой стороне лестницы квартира Марьцевых. Заглянула в окно — в комнате темно, ничего не разобрать. Потом кто-то в белом стал тихонько подходить, я испугалась и побежала прочь. Это я-то, по карнизу на трехэтажной высоте!

Добежала до конца, а там крыша церковного дома. Я прыгнула на крышу. Красота! Луна светит, тени черные, резкие. Я подошла к самому краю крыши, посмотрела вниз — нет, не боюсь! Нарочно повернулась несколько раз — голова не кружится ничуть. И тут вдруг почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Обернулась и вижу — лезет из-за трубы огромный кот, глаза страшные, круглые, шерсть взъерошена. Никогда я таких громадных котов не видала — как тигр! Теперь-то я понимаю, что это мне так казалось оттого, что я сама стала меньше, в кошачьем-то виде. Испугалась я ужасно и бросилась бежать. Прыгаю с уступа на уступ, с карниза на карниз, добежала до своей форточки, взглянула, а она за это время захлопнулась. Представьте себе мое отчаяние! Ну куда я денусь? Пришлось спуститься во двор. Вижу — дверь на черную лестницу открыта. Я поднялась, добралась до нашей квартиры. «Теперь, — думаю, — уже светает, скоро придет молочница, я тогда проскользну. Только вот беда — кошек в этой квартире не любят кухарка Прасковья заметит и выгонит». А ведь больше все равно деваться некуда. Прижалась в уголок, жду. Наконец, слышу — гремят жестянки, подымается молочница. Открывает Прасковья. «Нет, думаю, — не проскочить мне» И вдруг Прасковья говорит: Подожди минутку, я для твоей коровы корок набрала. «Ох, думаю, — спасена!» Чуть Прасковья отвернулась, я шмыг в коридор, да за шкаф. А потом понемногу пробралась к себе. Хорошо, что дверь у меня чуть-чуть только приотворена… Прыгнула на кровать, залезла под одеяло. «Ну, — думаю, засну, сном все это и пройдет. Ведь не останусь же я навсегда кошкой». И тут вспомнила эту гадину баронессу. Неужели она смогла такую штуку сделать? Всплакнула и заснула.

Утром разбудила меня Настя, принесла, как всегда, чай.

— Вставайте, — говорит, — барышня, десятый час. Я тихонько руку из-под одеяла вытянула (боюсь, не лапа ли!) слава Богу! Кончился дурацкий сон. Даже смешно стало.

А Настя подходит к окну и говорит: — Это кто же здесь наследил-то? Вот — словно лапы. Прямо от вашей кровати.

Стоит Настя и переводит глаза с меня на эти следы и опять на меня, и чувствую я, что она что-то подозревает, о чем-то догадывается. И такой меня охватил ужас, что я на минутку сознание потеряла. Подумайте только! Чуть не обморок. Настя ничего не сказала и ушла, а я снова заснула. И вдруг опять Настин голос: — Пора вставать, барышня!

Открываю глаза — Настя с подносом. Принесла чай. Ничего не понимаю. Чувствую, что вся разбитая, голова тяжелая. Спрашиваю — который час?

Отвечает — «десятый».

Значит, думаю, мне приснилось, что она уже приходила. И тут же заснула снова и вероятно не позже, как через полчаса, проснулась. Вижу — поднос на столике, нетронутая чашка с чаем… Который же Настин приход мне приснился, а который настоящий?

Одеваюсь. Вижу на локте синяк. Вспомнила, что когда прыгала, так стукнула лапу об карниз. Пошла к маме здороваться, а она как раз кухарке обед заказывает. Я и спрашиваю:

— Скажите, Прасковья, у нашей молочницы собственная корова?

— Как же, — говорит, — собственная. Я ей часто хлеб сухой отдаю. Сегодня утром как раз целую торбочку дала. Она рада.

У меня даже голова закружилась. Теперь слушайте дальше. Приходит к завтраку наша соседка, мадам Марьцева. Увидела меня, засмеялась и говорит:

— А мне сегодня ночью видение было. Чувствую, что на меня кто-то через окно смотрит. Подошла к окну, вижу — кошка. Пригляделась, а у нее совсем ваше лицо! До того смешно — ведь вы вообще совсем на кошку не похожи.

Можете себе представить мой ужас! Я еле досидела и сразу после завтрака к вам. Посоветуйте, что мне делать? Я больше дома ночевать не хочу. Я боюсь. Неужели я оборотень?

И дико было это все, и смешно, и жалко ее, бедную. И нужно было все-таки что-нибудь придумать. — Это, — говорю, — у вас психоз. А она в ответ вполне разумно:

— А если психоз, так выручайте из психоза. Только почему это все такие странные совпадения? Сознайтесь, что довольно странные?

Долго обдумывали и наконец решили: сегодня же Иля уедет на месяц в Москву. Перед отъездом пошлет проклятой баронессе подарок: хорошенькую ангорскую кошечку в корзине цветов и нежнейшее письмо со всякой белибердой: «очаровательной колдунье от очарованной и т. д.» Так и сделали.

Баронесса вскоре скрылась из Петербурга, а с Илей встретилась года через полтора. — А помните… — начала я, улыбаясь. Но она быстро прервала меня.

— Ради Бога, только не вспоминайте о той ерунде Неужели вы не понимаете, что о таких болезненных переживаниях никогда не следует напоминать?