Причина огромного влияния Маркса на историю, очевидно, в том, что он осуществил чрезвычайно удачный для своего вре­мени синтез религиозного элемента с политическим и научным элементами.

Синтез социалистической религии и политического революционного движения осуществляется посредством понятия о пролетариате как о классе, исторической миссией которого является установление социализма путем революционного ниспровержения существующего порядка. Ленин пишет: 'Направ­ление социализма к слиянию с рабочим движением есть главная заслуга К. Маркса и Фр. Энгельса: они создали такую револю­ционную теорию, которая объяснила необходимость этого слия­ния и поставила задачей социалистов организацию классовой борьбы пролетариата'. Создатели, руководители и наиболее активные участники марксового социализма не были рабочими; не за свое собственное, личное, освобождение от уз капитала они боролись, не за кусок хлеба для своей семьи. Ими двигали силы религиозные, стремление к социалистическому иде­алу. И самым верным — нет, единственно возможным — способом достижения этого идеала они считали опору на гнев обездоленного человека, на его революционный потенциал. Задача социалистов-интеллигентов, учил Ленин, есть привнесение революционной социалистической идеологии ('социалистической сознательности') в рабочие массы.

Синтез религии и науки был осуществлен Марксом посред­ством создания им понятия о научном социализме. Осознание огромной роли науки и технического прогресса и влияния их на общество не было, конечно, чем-то новым в эпоху Маркса. Идея прогресса — любимое детище Эпохи Просвещения второй половины 18 века. Гердер, Кондорсе и другие упиваются идеей прогресса, она уже принимает у них религиозный характер. На рубеже 18-го и 19-го столетий происходит соединение философского рационализма с традиционными атрибутами религии, с религиозной эмоцией, начинается конструирование рационалистических религий. Якобинцы проповедуют культ Разума. Робеспьер выступает на празднестве в честь 'Верховного существа'. Огюст Конт (1798-1857) проповедует позитивистскую религию человечества. Во французском социализме (домарксовом) развитие науки и промышленности — один из столпов учения. У Сен-Симона мы находим формулу: 'основой свободы является промышленность'. Более того, Сен-Симон провозглашает, что к истории общества надо подходить с научных позиций и что такой подход приводит к выводу о неизбежности установления нового общественного порядка. Таким образом, не Маркса, а Сен-Симона следовало бы считать основателем научного социализма. Однако случилось так, что именно концепция Маркса покорила многих современников как наиболее тесно связанная с научным мышлением, и термины 'марксизм' и 'научный социализм' стали отождествляться. Этому, конечно, способствовало и то, что Маркс и Энгельс постоянно подчеркивали научный характер своего вероучения, называли его не иначе, как научной теорией, научным открытием. В работе 'Развитие социализма от утопии к науке' Энгельс пишет:

'Этими двумя великими открытиями — материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистиче­ского производства посредством прибавочной стоимости — мы обязаны Марксу. Благодаря этим открытиям социализм стал наукой, и теперь дело прежде всего в том, чтобы разработать ее дальше во всех ее частностях и взаимосвязях'. Наконец, нельзя не признать, что Маркс и Энгельс сами были учеными, специалистами в области науки об обществе, и были неплохо знакомы с естественными науками. Сильные и слабые стороны их учения отражают дух науки того времени.

Что такое 'научный социализм'? Если социализм — это ре­лигия, то не является ли это сочетание слов противоречивым, бессмысленным?

Высшая Цель не может быть выведена ниоткуда. Даже из науки. Сколько бы мы ни занимались наукой, сколько бы мы ни изучали устройство мира, мы никогда не узнаем, к чему мы должны стремиться. Но наши познания о мире, понятия, которые мы используем, язык, на котором мы говорим,— все это имеет, тем не менее, самое непосредственное отношение к формированию и выражению Высшей Цели. Научный метод, научная картина мира не определяют однозначно религиозных ценностей, то есть религиозной Высшей Цели. Но они создают ограничения, делают одни варианты религии более приемлемыми, а другие — менее приемлемыми; они дают способы выражения религиозных ценностей. Волевая компонента — декларирование Высшей Цели — является ядром религии. Но это ядро не висит в безвоздушном пространстве, оно неразрывно связано с культурой общества в целом. Если помнить об этом, то понятие о научном социализме представляется совершенно естественным. В эпоху науки социализм, чтобы иметь шансы на успех, должен быть научным.

Взглянув в свете этих соображений на научный социализм Маркса, мы сможем разделить его мнимое и подлинное значение и в противоречии между ними усмотреть одну из причин его деградации. Марксизм с самого начала выдавал себя за научную теорию. Он, действительно, содержал в себе элемент научной теории, которая, как и все теории в науке об обществе, была весьма упрощенной, приблизительной (можно даже сказать сомнительной) и очень быстро устарела. Но подлинное значение марксизма состояло в том, что он был религией, опи­рающейся на современную ему науку, религией, выражаемой и проповедуемой в научных терминах- Это был, действительно, научный социализм. И именно в этом качестве он произвел не­отразимое впечатление на современников и продолжает производить впечатление до сих пор. Ибо в 19 -ом веке возникла потребность заполнить вакуум, образовавшийся вследствие распада христианства. Эта потребность стала в 20-ом веке еще более настоятельной. Порок марксизма не в том, что он есть форма религии (напротив, это его достоинство), а в том, что он, во-первых, не хочет это открыто признать, а во- вторых, базируется на безвозвратно пройденном этапе научной мысли.

Как я отмечал в первой части, логика становления марксизма — это логика политического прагматизма, ставящего своей целью во что бы то ни стало и как можно скорее осуществить социальную революцию. Но содержание и успех марксизма — нечто отличное от логики его становления. Политический прагматизм бывает свойственен лидерам движений, рядовые же участники вовлекаются в них не в результате хитрого расчета, а под действием эмоциональных и интеллектуальных факторов, имеющих более глубокую природу и часто не осознаваемых. Марксизм — социализм 19-го века. Марксистский нигилизм, идейную основу тоталитаризма, нельзя объяснить одним лишь политическим прагматизмом, он имеет корни в научном мировоззрении той эпохи.

Картина мира, которую рисовала Марксу и Энгельсу совре­менная им наука, была в общих чертах такова. В более или менее пустом трехмерном пространстве (то есть совершенно пустом, по одним теориям, и заполненном почти нематериальным эфиром, по другим теориям) движутся весьма малые частицы вещества. Эти частицы действуют друг на друга с силами, кото­рые однозначно определяются их взаимным расположением и скоростью. Силы взаимодействия, в свою очередь, однознач­но (по законам Ньютона) определяют дальнейшее движение частиц. Таким образом, каждое следующее состояние мира однозначно определено (детерминировано) его предыдущим состоянием. Детерминизм был характерной чертой научного мировоззрения того времени.

В этом мире нет места для свободы, она иллюзорна. Человек, который сам есть лишь совокупность частиц, не принадлежит самому себе, а движется, подобно заведенному часовому меха­низму. Вообще, вся духовная жизнь человека и человеческая личность — иллюзорные понятия.

Конечно, философы всегда понимали относительность вся­кой картины мира. Тот факт, что все наши знания о мире — продукт чувственного восприятия, был осью, вокруг которой вращалась вся европейская философия. Великий критик Иммануил Кант, предвосхищая науку 20-го века, даже пространство, время и причинность — святая святых механистического мировоззрения — отказался признать 'вещами в себе', а объявил формами нашего восприятия действительности. Но как раз философы-материалисты в то время были наименее чувствительны к критической философии. Вместе с неискушенным 'простым человеком' они стояли на позициях наивного реализма, который критическую философию просто отбрасывал, не зная, что с ней делать. По-видимому, большинство естествоиспытателей также стояло на наивно-реалистических позициях. И это было естественно. Наука в то время еще не нуждалась в критической философии. В некотором смысле для ученого было даже 'правильнее' быть наивным реалистом, чем критиком: это активизировало работу в рамках механистической концепции, пока она себя не изжила.

Социализм 19-го века возник на почве материалистической наивно-реалистической философии.