И что бы вы сделали на месте этой мамы? Бросили бы тазик на пол и принялись расспрашивать, как дела в школе? Попросили бы подождать, пока не сели в автобус, чтобы ехать к бабушке? Извинились бы за свою занятость? Дети ведь – существа понятливые, если мама занята – поймут. Что бы сделал я, скажу немного позже. Пока рассмотрим то, чего бы я не стал делать.
Во-первых, не стал бы отвечать рассеянно и невнимательно. Ребенок прекрасно это чувствует, и даже если пытается продолжать разговор, то вовсе не потому, что не замечает, что его не слушают. Ощущение, что его интересами и мнением пренебрегают, остается. Очень нехорошее ощущение, потому что именно в детском возрасте формируется самооценка. И формируют ее в первую очередь сами родители. Если же то, о чем говорит ребенок, не заслуживает внимания даже родной матери, можно не сомневаться, что эта самая самооценка будет не слишком высокой.
Во-вторых, тот, кто внимательно следил за ходом повествования, несомненно заметил, что у Пашки дома были свои планы. Пусть детские, пусть не приносящие практической пользы (а польза «бесполезных» детских занятий – это разговор отдельный), но свои планы. Пашка собирался продолжить бороться со злом за экраном монитора. Мама не просто не стала спрашивать о его планах. Она сразу навязала свои. В приказном порядке. Как в армии.
Кроме того, вот вы любите, когда вас ошарашивают неожиданными новостями? Я, к примеру, нет. Впрочем, возможно, это всего лишь индивидуальная черта моего тельцовского характера. Астрологи утверждают, что Тельцы не любят неожиданностей. Что ко всяким переменам их нужно готовить по степенно. Очень может быть. Только разве я один не люблю неожиданности? Очень сомневаюсь. Дети, конечно, более мобильны и гибки, чем мы, взрослые. Однако и им нужно время, чтобы воспринять изменившуюся ситуацию.
А теперь давайте повторим ситуацию: вы (да-да, вы, а не какой-то там Пашка, Юрка или Димка) возвращаетесь домой. У вас планов громадье, вам нужно: пообедать; полчасика посидеть и прийти в себя после рабочего дня (а кто сказал, что школа – не работа? Еще какая, милые мои! Еще какая… Только вот денег там не платят); посмотреть очередной выпуск «Пусть говорят»; сменить масло в стареньком «Форде»; зайти к соседу за дрелью, заодно перебросившись парой-тройкой новостей; полежать на диване. День удачный, есть чем поделиться с женой (мужем). Вы открываете дверь, сбрасывая с себя тяжкий груз работы и улицы, вы – совершенно расслаблены, вы – дома, в укрытии, в своей обители, где не нужно напрягаться, нервничать, «делать вид», «держать марку». Вы теперь – беззащитны. Ваш панцирь «на выход» валяется в прихожей, под вешалкой среди обуви. И вдруг – удар не просто в спину, а в упор:
– Давай быстрее собирайся, едем к маме (теще, свекрови, на дачу – выбирай, что больше «нравится»).
Ну и как ощущения?
Безвыходных ситуаций, как утверждал небезызвестный барон, не бывает (по крайней мере, хотелось бы в это верить). С выходом из этой конкретной беды мы разберемся немного позднее. Теперь же мне хотелось бы разобраться в мотивации Пашиной мамы. Ведь, собственно говоря, активная сторона конфликта – это она. Она – более сильная сторона (как в физическом, так и психологическом плане). Она первая применила силу. В конце концов, это она – взрослый человек. Итак, почему же получилось так, что мама – самый близкий и любящий человек – вдруг так жестоко обошлась с сыном, ради которого, несомненно, она готова пожертвовать своей жизнью (и ради которого не раз жертвовала своим здоровьем)?
Буквально несколько фраз, которые, на мой взгляд, существенно проясняют ситуацию.
– Да как же так? Это же мой сын, он должен слушаться!
– Он еще совсем сопляк и уже спорит со мной!
– Да неужели я управы на него не найду!
Давайте еще раз внимательно прочитаем эти фразы. По порядку. Каждую. Начиная с самой первой. Пусть они сказаны в минуту запальчивости, но они передают состояние человека, который их произносит. Более того, они выдают причины, которые подвигли сказать их, а это очень ценная информация. Итак, по очереди.
Улавливаете интонацию? Хотя, может быть, следовало бы написать так:
А может быть, правильнее было бы написать вот так:
Достаточно ясная фраза, не правда ли? Если это МОЕ, то есть принадлежит мне, то, естественно, это МОЕ ДОЛЖНО удовлетворять МОИМ требованиям. ДОЛЖНО. Человек, знакомый с психологией, вполне обоснованно воскликнет: «Мы никому ничего не должны!» Действительно, этот чисто американский лозунг практической психологии звучит сегодня повсеместно и многими воспринимается как аксиома. Ничего не имея против применения этой крылатой фразы в определенных ситуациях, я все же не стал бы так категорично утверждать.
Еще раз утверждаю, вопросы матери к ребенку (к окружающим, к Богу, к самой себе): «Мой ли это ребенок?», «Понимает ли он меня?», «Любит ли он меня?», «Не бросит ли он меня?» – вечные. В основе этих вопросов – такая же вечная неуверенность человека в ЗАВТРАшнем дне. Страх за это ЗАВТРА. И, конечно, надежда прочитать это ЗАВТРА еще в СЕГОДНЯ. Давайте запомним это. Это важно.
Следующая фраза: «Он еще совсем сопляк и уже спорит со мной». Сопляк – это просто сопливый ребенок. Маленький ребенок. Ребенок, который не может обойтись без мамы. И этот маленький ребенок уже (!) спорит со своей мамой.
Перечит ей. Идет на конфликт. В то время как он – смотри выше – должен быть «моим» ребенком.
На первый взгляд, эта фраза целиком состоит из возмущения: как же этот малолетний негодник посмел спорить с родной мамой. Однако при более подробном рассмотрении легко заметить, что интонация фразы не только (и не столько) возмущенная. Чтобы эта интонация стала заметней, я просто возьму на себя смелость немного расширить фразу:
– Он еще совсем сопляк,
Теперь, думаю, вторая интонация звучит отчетливее. Именно так: в этой фразе кроме явно выраженного возмущения есть нечто более тонкое – удивление, недоумение по поводу все той же неуклонной динамики, все тот же страх перед тем, чего мы не знаем. Это вчера ее сын был понятным маменькиным сыночком, а сегодня он уже спорит с матерью, бунтует. Сего дня он немного не такой, как вчера. И это – страшно. Пусть немножко, но страшно. А то, что пугает, что не нравится, то вызывает возмущение.
Я не пытаюсь сгустить краски. Хотя для писателя, как и художника, это естественно. Искусство для того и возникло, чтобы человек мог сконцентрировать многое в малых формах, будь то скульптура, книга либо