Завершался третий год освободительной войны. Напрягая все силы, народ изгонял врага. На востоке Белоруссии после зимнего затишья развернулись ожесточенные бои. Взломав мощную оборону немцев на фронте шириною во много сотен километров, красноармейские части успешно развивали наступление. Осуществлялась операция под легендарным именем Багратиона.

Сбитые со своих позиций части гитлеровского вермахта откатывались на запад. Остатки же тех, что не избежали полного разгрома, вынуждены были сделать перед советскими солдатами немецкое «хенде хох». Такая же участь предстояла и десяткам тысяч вояк, оказавшимся в трех весьма емких «котлах». Однако среди немцев нашлись и отъявленные спесивцы, возмечтавшие… повторить «Дранг нах Остен». О последних, в частности, рассказывает и эта повесть. Но герои ее отнюдь не они…

Появление на Минском шоссе старенькой «эмки», выкрашенной в зеленый, модный потому времени цвет, вряд ли было кем-то замечено. Главная западная магистраль, связывавшая Москву с фронтом, в то раннее июльское утро была забита до предела. Машины следовали одна за другой в тесном соседстве и так торопились, что разглядывать по сторонам из чистого любопытства ни один водитель не стал бы.

Торопилась и «эмка». Маленькая, юркая, она ловко маневрировала в рядах, смело ныряя в малейшие просветы между колоннами и без всякого смущения оставляя позади себя тяжелые, надрывно гудящие «студебеккеры». Впрочем, иного выхода у нее и не было. Менее чем за сутки «эмке» предстояло добраться до Витебска, недавно очищенного от оккупантов, и, не задерживаясь в городе, мчаться дальше, на северо- запад, в обширные лесные массивы. Ее единственный пассажир — офицер контрразведки Павел Николаевич Борцов — следовал со срочным заданием к пограничникам, занимавшимся вроде бы совсем не свойственным им делом — проческой местности. На военной, то-есть крупномасштабной, карте, хранившейся в полевой сумке контрразведчика, было точно помечено, на какой рубеж и к какому часу выйдет погранзастава, чтобы встретить своего гостя.

Утром следующего дня он был уже под Витебском. В безбрежный лесной массив, открывшийся за городом, «эмка» вкатилась по тряской фунтовой дороге. Теперь с обеих обочин ее будут сопровождать по- летнему нарядные, одевшиеся в изумрудную зелень деревья. Уже при въезде внимание майора привлек к себе большой фанерный щит, прикрепленный к стройному стволу молодой березки. Надпись, украшавшая его, была исполнена буквами таких размеров, что для ее прочтения не следовало выходить из машины.

«Товарищ! В здешнем лесу еще шастает враг. Хождение без оружия крайне опасно. Сохрани себе жизнь». Ниже стояла подпись: Горсовет.

Борцов мысленно поблагодарил местную власть за такую заботу о своих гражданах, однако при этом подумал: обременять красавицу-березку этой фанерке долго не придется, фрицев из лесов вычистим. Пользуясь краткой остановкой, он извлек из планшета крупномасштабную карту, отыскал на ней свои пометки, сделанные перед отъездом из Москвы. Просека, по которой предстояло ехать, на «масштабке» пересекала несколько лесных квадратов и оканчивалась обширной поляной. Там-то и обосновалась пограничная застава, поставив многоместные палатки, походную кухню, вышку для наблюдения и коновязь. Но встречать гостя начальник заставы решил не на месте своей дислокации; он выдвинулся на несколько километров вперед, к старому дуплистому дубу, где находился пограннаряд, задержавший, как ему было только что доложено, «подозрительную личность».

У этого дуба капитан Самородов оказался раньше своего гостя. Он еще издали заметил на просеке трехколесный мотоцикл и вблизи него пограничников с автоматами «ППШ» наизготовку. Старший наряда, сделав несколько шагов ему навстречу, доложил о случившемся. Человек, которого они задержали и взяли под охрану, гнал на мотоцикле в сторону Витебска, остановили его лишь предупредительные выстрелы. Между тем он был в полевой офицерской форме с капитанскими погонами. Действиями пограничников, представлявшим, как он выразился, явную опасность для его жизни, задержанный крайне возмутился, о чем в резких тонах заговорил с их прибывшим начальником.

Борцов еще издали услышал рокочущий без передыха басок, оборвавшийся лишь с приближением «эмки». Один из офицеров, стоявших друг перед другом навытяжку, жестом подозвал к себе сержанта и, сказав ему что-то, быстрыми шагами направился к затормозившей машине. Передняя боковая дверца, покрывшаяся в пути толстым слоем пыли, распахнулась, и он, с первого взгляда признав прибывшего, по- уставному взял под козырек:

— Начальник пограничной заставы капитан Самородов. Нахожусь здесь с личным составом. Выполняем оперативные задания. Рад вашему приезду, товарищ майор!

Борцов проворно выбрался из машины и теперь, стоя с рослым, молодцеватым на вид капитаном, с интересом всматривался в его волевое, обветрившееся лицо. Дослушав рапорт, спросил:

— Центр обо мне информировал?

— Как же… Все сообщили. И день, и час, и место. Вы — Павел Николаевич Борцов.

— Вот, взгляните, — контрразведчик извлек из кармана командировочное предписание за подписью генерала Судоплатова. — Надеюсь, для знакомства этого достаточно?

— Вполне. — Самородов не спеша просмотрел документы и, возвратив их майору, спросил: — С чего прикажете начинать?

— С крепкого рукопожатия, — широко улыбаясь, ответил разведчик.

Они оба не были обижены силой, а взаимное приподнятое настроение не позволяло сдерживать ее. Не выпуская руку гостя из своей, Самородов взволнованно произнес:

— Так вот, оказывается, чьими подсказками я пользовался. Ваш каллиграфический почерк не раз выручал меня. Майор Баркель, ваш бывший шеф, долго не догадывался, но как веревочка не вьется…

— К сожалению…

Начальник заставы невольно подумал о задержанном, стоявшем под охраной у мотоцикла. Понизив голос, предложил:

— Товарищ майор, взгляните на того типа… У мотоцикла… Задержан на рассвете. При оружии, с полным набором документов. Штампы, печати — как водится. Уверен — липовые.

— Ну а бумаги? Почерк? К нему-то пригляделись?

— А-то как же! В том-то и дело, что не ваш. Ни малейшего сходства. Иначе я бы с ним волынку не тянул.

— Его фамилия?

— Да она у него совсем простая… Шилов…

— Любопытно, — оживился майор, — очень даже любопытно. — Он воочию представил себе группу агентов, которую в последний раз при нем готовили к заброске в тыл советских войск. У одного из них была именно такая кличка-фамилия. — И каков же он из себя, этот Шилов? Худощавый, длинный? С горбатым носом и острым подбородком?

— Надо же! — воскликнул Самородов, явно обрадовавшись почти полному совпадению. — Копия да и только. Кабы еще и почерк… Нет, совсем не то… Не то… Ваш у меня всегда был перед глазами. Образец постоянно носил в планшете, но обращался чаще к памяти… В данном же случае вышла нестыковочка… Полная… В чем тут дело?

— В последние дни шеф отказал мне в доверии, из-за чего, собственно, мы и расстались. Но все бумаги на Шилова оформлял я. Следовательно, потом они были кем-то переписаны. Именно здесь и зарыта собака. — Борцов замолчал, заметив, что «военный», о котором шла речь, все чаше поглядывает в их сторону, и потом сказал: — А не пора ли нам познакомиться с этим посланцем фон Баркеля поближе? Небось заждался нас…

Возле мотоцикла произошло какое-то движение. Сержант, видя, что офицеры направились к ним,