его дочь.

— Так это нормально?

Марина крутила между пальцев фантик от конфеты.

— Вы произвели на Элю очень сильное впечатление.

— Чем это?

Марина только плечами пожала.

— Не знаю. И она сама, скорее всего, не знает. Но вы ей понравились.

— Очень странное выражение симпатии, Марина.

— Она немного боится незнакомых людей. Вот привыкнет к вам, и всё изменится.

— И смотреть на меня перестанет?

После этого вопроса Марина немного смутилась.

— Очень на это надеюсь. Я понимаю, вас это напрягает… Я поговорю с ней ещё, — пообещала Марина и посмотрела на него виновато. Голову на бок чуть склонила, и тёмная тяжёлая прядь волос ей на лоб упала. Гранович это про себя отметил, и сам себе удивился. Наверное, поэтому и не захотел больше докапываться до истины. Пальцами по столу побарабанил, посмотрел на новые чашки, на пузатый заварочный чайничек с цветами на боку, клетчатую салфетку, на которой вазочка с конфетами стояла. Всё это появилось в этом доме в последние дни, и Дмитрию ещё не хватало времени, чтобы ко всему этому привыкнуть. И хоть кредитную карточку с энной, довольно немаленькой суммой денег, он Марине и передал, как его просил Стеклов, и каталоги мебельных фабрик привёз, но за прошедшую неделю почти ничего крупногабаритного в доме не появилось. Зато тут и там теперь стояли горшки с цветами, были расстелены скатерти, посуды появилось в избытке, ложки-поварёшки, цветы на чайниках и тарелках, и пушистые полотенца в ванных. И пахло постоянно чем-то вкусным, даже когда Марины дома не было. Вот это Грановича удивляло больше всего. Как ей удаётся?

Он не знал, говорила Марина с дочерью или нет, но столкнувшись с Элей утром, собираясь на работу, никаких перемен в поведении ребёнка не заметил. Она всё также застыла перед ним, вытаращив глазёнки и непонятно, о чём думала в этот момент. Антон, проходя мимо, сестру за тощую косичку дёрнул. Эля повернулась, губы надула, и толкнула брата, но ни слова при этом не проронила. Убежала на кухню, а Дима у мальчика поинтересовался:

— Я не понимаю, я ей нравлюсь или нет?

Антон лишь отмахнулся.

— Да кто её поймёт? Она же девчонка.

Гранович от неожиданности хмыкнул, а на Антона взглянул заинтересованно.

— Логично.

В общем, несколько дней назад, оказавшись в одном доме с этой семьёй, вся его жизнь изменилась. Не перевернулась с ног на голову, нет, это уж слишком сильно было бы сказано, но определённый хаос образовался. Дмитрий этого не ожидал, если честно. Думал, что днями будет пропадать на работе, а когда вечерами будет появляться в доме Стеклова, то его никто не будет трогать. Николай Викторович даже определённые выгоды ему обрисовал: и сыт будешь, и ухожен, и от холостяцкой жизни потихоньку отвыкать начнёшь. А получилось так, что он не отвыкал, его просто никто не спрашивал — хочет он отвыкать или нет. Как только он, приходя вечером, закрывал за собой дверь дома, сразу начинало что-то происходить. Марина занималась домашними делами, одновременно воспитывала детей, Элька по дому носилась, оставляя за собой игрушки или фантики от конфет, а Антон держался, как хозяин, время от времени из своей комнаты появлялся, ругался на сестру, и пытался помочь матери, хотя скорее, создавал видимость, торопясь вернуться к компьютеру и тишине. И всё это сразу начинало Дмитрия окружать, Антон прибегал, чтобы что-то ему рассказать, не обращая внимания, что он не слишком улавливает смысл его рассказов, Марина за стол его усаживала, а Эля… Ну, Эля это Эля, она всегда вела себя странно, он уже не удивлялся. И опять же, ему задавали вопросы, интересовались его делами, и Марина неизменно кивала, его слушая, хотя Дмитрий знал, что она мало что понимает. А уж когда она его однажды спросила, что он на ужин хочет следующим вечером, Гранович впал в лёгкий ступор. И задумался о том, как объяснить дочери начальника, что заботиться о нём не нужно, он живёт в этом доме временно, и тратить на него силы, время и заботу не следует. Вот только с Мариной взглядом встретился и все слова, вроде бы правильные и честные, растерял. Мысленно махнул рукой. Ладно, в конце концов, все люди разные, Марина вот домашняя такая, уютная, и не ему убеждать её, что не стоит так себя растрачивать на чужих людей. Наверное, Стеклов прав — она по-другому просто не умеет. И если Стеклова этот факт в восторг приводит, то он, Дмитрий, спорить права не имеет.

Гранович в кабинет вошёл, дверь за собой прикрыл, отгораживаясь от детских споров, и в который раз пожалел, что в это воскресенье решил на работу не ездить. Даже на часы посмотрел, прикидывая, доехать ему до гипермаркета или оставить на сегодня сотрудников в покое. Остановился у книжного шкафа, выискивая компьютерный диск с нужной программой, затем прошёл к письменному столу. Сел, компьютер включил, и всё-таки усмехнулся, когда за дверью послышался зловещий выкрик Антона:

— Я всё равно тебя найду! И маме нажалуюсь! Эля! Выходи!

Дмитрий к экрану компьютера повернулся, пальцами по клавиатуре пробежался, и снова голову поднял, когда в гостиной Антон принялся матери жаловаться:

— Она изрисовала мою тетрадь с сочинением! Я его писал вчера весь вечер, а теперь что? Переписывать?

— Видимо, да, — отозвалась Марина, а Гранович почему-то подумал, что тон у неё излишне спокойный, на месте Антона, он бы на этот тон обиделся больше, чем на проделку сестры. Подумал и совсем не удивился, когда услышал гневный голос мальчика.

— А оно мне надо?!

— Антош, не кричи, пожалуйста. Всё равно придётся переписывать.

— Знаешь, как я зол?

Что ещё за дверью происходило, Дмитрий так и не узнал, подбородок потёр, ненадолго обо всём происходящем задумался, но быстро себя одёрнул. Не его это дело.

В какой-то момент он понял, что что-то не так. Не работалось ему. Всё прислушивался, по сторонам оглядывался. Даже телефонную трубку положил, так и не набрав номер управляющего. На кресле назад чуть отъехал и под стол заглянул, себе под ноги.

— Ты зачем сюда залезла?

Элька сидела на полу, прижимала к себе своего плюшевого медведя, и выглядела несчастной. Даже глаза на Дмитрия таращить у неё не получалось. Тянула медведя за лапу и грустила.

— Вылезай, — потребовал Гранович и от стола ещё отодвинулся.

Эля подумала, подумала, и полезла наружу, неуклюже передвигаясь на четвереньках.

— Зачем ты Антону тетрадь испортила?

Элька медведя под мышкой зажала, одёрнула платье и тут же от Дмитрия отвернулась. Кажется, она совершенно не была напугана его тоном и напускной строгостью. Приподнялась на цыпочках, и пальчиком по клавиатуре компьютера потыкала.

— Эля.

Она руку отдёрнула, от стола отошла и села на диван. В угол вжалась и снова к себе медведя прижала. Видимо, уходить не собиралась, решила переждать бурю, зная, что ни брат, ни мать сюда зайти не рискнут. Ресницами хлопала, кабинет оглядывала и молчала. Её упорное молчание больше всего Дмитрия раздражало. Он девочку взглядом посверлил, никакого эффекта не достиг и решил вернуться к работе. Хочет сидеть, пусть сидит, сама уйдёт, когда надоест.

Но он ведь не знал, что этот шаг повлечёт за собой такие последствия. Уже на следующий вечер, вернувшись с работы домой, он понял, что Эля ходит за ним хвостом. Он на кухню, и она тут как тут, он на диван в гостиную, и она на соседнем кресле устроилась. Тогда Дмитрий решил от неё в кабинете скрыться, не понимая, что происходит и начиная нервничать, но некогда запретная территория для всех кроме него, на этот раз Элю не остановила. Она появилась в кабинете через две минуты после него, принесла фломастеры, раскраску и устроилась за журнальным столиком, сдвинув на край все вещи Грановича. У него весь настрой на работу пропал в одно мгновение, сидел и смотрел на загадочного, и оттого опасного, ребёнка, который явно себе на уме.