Армии… Больше года он находился в лагере под Смоленском.
Когда пришли немцы, они захватили польский лагерь, установили в нем жесткий режим. Немцы не считали поляков за людей, всячески притесняли и издевались над ними. Были случаи расстрела поляков ни за что. Тогда он решил бежать. Рассказывая о себе, он сказал, что жена его также учительница, что у него есть два брата и две сестры…»
На следующий день, перед уходом, поляк назвал свою фамилию, которую Сашнева записала в книге Ягодовского «Практические занятия по естествознанию». Книгу эту она представила комиссии — в ней на последней странице и вправду имелась запись: «Лоек Юзеф и Софья. Город Замостье, улица Огородная, дом № 25». В опубликованных немцами списках расстрелянных весной 1940 года поляков под № 3796 значится Лоек Юзеф, лейтенант…
Среди вещественных доказательств НКГБ представил блокнот смоленского бургомистра Меньшагина, который после освобождения был обнаружен в делах городской управы. Содержал он 17 страниц и был заполнен различными служебными заметками, датированными от первых дней августа до ноября 1941 года. Среди этих заметок, по-видимому, сделанных на каком-то совещании у немецкого начальства, вслед за указаниями относительно евреев, большевиков, лиц немецкого происхождения и пр. вдруг проскальзывает:
Специальная Комиссия в своих документах говорила о многочисленных облавах на поляков, которые проводились по деревням.
«Свидетель Картошкин И. М., плотник, показал:
«Военнопленных поляков осенью 1941 года немцы искали не только в лесах, но и привлекалась полиция для ночных обысков в деревнях
Бывший староста деревни Новые Батеки Захаров М. Д. показал, что осенью 1941 года немцы усиленно «прочесывали ' деревни и леса в поисках польских военнопленных.
Свидетель Даниленков Н. В., крестьянин колхоза «Красная Заря», показал:
«У нас производились специальные облавы по розыску бежавших из-под стражи военнопленных поляков. Такие обыски два или три раза были в моем доме. После одного обыска я спросил старосту Сергеева Константина — кого ищут в нашей деревне. Сергеев сказал, что прибыл приказ из немецкой комендатуры, по которому во всех без исключения домах должен быть произведен обыск, так как в нашей деревне скрываются военнопленные поляки, бежавшие из лагеря. Через некоторое время обыски прекратились
Свидетель Фатьков Т. Е., колхозник, показал:
«Облавы по розыску пленных поляков производились несколько раз. Это было в августе-сентябре 1941 года. После сентября 1941 года такие облавы прекратились, и больше никто польских военнопленных не видел «».
В блокноте смоленского бургомистра чуть ниже первой записи о поляках была вторая:
Здесь, правда, не указано время и место расстрела. Но если поляков убили чекисты в марте 1940 года, то на кого тогда устраивали облавы немцы по смоленским деревням? Для борьбы с призраками, кажется, принято обращаться не к полиции, а совсем в другие структуры?
Расстрел
Чекисты установили, что в августе 1941 года на даче УНКВД разместилась какая-то немецкая воинская часть. «К январю 1944-го удалось, исходя из свидетельских показаний, более-менее конкретизировать: это был так называемый «Штаб 537-го строительного батальона» (на самом деле, как выяснилось впоследствии, это был 537-й полк связи — по крайней мере, он так назывался). Где помещался сам батальон — неизвестно, и следов его строительной деятельности отыскать не удалось (равно как и понять, зачем связисты сидели в лесу). Работа этого подразделения была по-настоящему секретной — и лес оцепили, и доступ туда запретили под угрозой расстрела. Но без услуг местных жителей новые господа все-таки обойтись не могли. Для таких прозаических вещей, как стирка белья, уборка, черная работа во дворе и на кухне, они использовали русских женщин.
В середине августа староста деревни Борок, что находилась в четырех километрах от Козьих Гор, направил на дачу для работы на кухне трех молодых жительниц деревни: А. М Алексееву, 1916 г. р., О. А. Михайлову, 1924 г. р., и 3. П. Конаховскую, 1926 г. р.
Им было запрещено уходить от дачи в лес, без вызова заходить в комнаты, оставаться на ночь. Приходили и уходили они по одной и той же дорожке под конвоем. Однако наблюдательные девушки многое замечали, а кое-что и выведывали. Ни привидений, ни изучения параллельных миров они не заметили — а вот стрельбу слышали. И часто.
«На даче в Козьих Горах постоянно находилось около 30 немцев, старшим у них был оберст- лейтенант Арнес, его адъютантом являлся обер-лейтенант Рекст (дальше девушка называет имена еще нескольких немцев. — Авт.). Переводчик Иоганн, от имени Арнеса, нас несколько раз предупреждал о том, что мы должны «держать язык за зубами ' и не болтать о том, что видим и слышим на даче. Кроме того, я по целому ряду моментов догадывалась, что на этой даче немцы творят какие-то темные дела…
В конце августа и большую часть сентября месяца 1941 года на дачу в Козьих Горах почти ежедневно приезжало несколько грузовых машин.
Сначала я не обратила на это внимания, но потом заметила, что всякий раз, когда на территорию дачи заезжали эти машины, они предварительно на полчаса, а то и на целый час, останавливались где-то на проселочной дороге, ведущей от шоссе к даче.
Я сделала такой вывод потому, что шум машин через некоторое время после заезда их на территорию дачи, утихал. Одновременно с прекращением шума машин начиналась одиночная стрельба. Выстрелы следовали один за другим через короткие, но примерно одинаковые промежутки времени. Затем стрельба стихала, и машины подъезжали к самой даче.
Из машин выходили немецкие солдаты и унтер-офицеры. Шумно разговаривая между собой, они шли мыться в баню. После чего пьянствовали. Баня в эти дни всегда топилась.
В дни приезда машин на дачу прибывали дополнительные солдаты из какой-то немецкой воинской части. Для них специально ставились койки в помещении солдатского казино, организованного в одной из зал дачи. В эти дни на кухне готовилось большое количество обедов, а к столу подавалась удвоенная порция спиртных напитков.
Незадолго до прибытия машин на дачу эти солдаты с оружием уходили в лес, очевидно, к месту остановки машин, так как через полчаса или через час возвращались на этих машинах вместе с солдатами, постоянно жившими на даче.
Я, вероятно, не стала бы наблюдать и не заметила бы, как затихает и возобновляется шум прибывающих на дачу машин, если бы каждый раз, когда приезжали машины, нас (меня, Конаховскую и Михайлову) не загоняли на кухню, если мы находились в это время на дворе у дачи, или же не выпускали из кухни, если мы находились на кухне.
Это обстоятельство, а также то, что я несколько раз замечала следы свежей крови на одежде двух ефрейторов, заставило меня внимательно присмотреться за тем, что происходило на даче. Тогда я
