то с размаху бросило его на эти ворота, он впечатался в них всем телом и стал медленно оседать на землю, брызгая кровью.
Ахмед понял, что дело дрянь, кто-то уже стрелял, в бессильной ярости опустошая рожки в невидимого врага — а он кинулся на землю, под защиту камней. Камни они таскали сами, на глине месили раствор — должны были защитить.
Пролежав так несколько секунд, он устыдился своей трусости — братья ведут бой с шурави, а он лежит, если мулла Салех узнает, то с него сдерут кожу заживо. Рядом так и сидел брат, с которым они курили косяк, он сидел так, словно вокруг не грохотал бой — и только присмотревшись, Ахмед затуманенным сознанием понял, что с ним не так — у него
Потом в каменную кладку что-то ударило со свирепой силой — и головы не стало уже у Ахмеда. Старые, прокаленные дневным зноем и ночным холодом камни, из которых был сложен бруствер, пулю КПВТ не держали.
— Влево семьдесят, ниже тридцать гранатометчик.
— Вижу
Винтовка плюнулась последним патроном. Пули противно пели на излете, духи открыли огонь из пулемета наугад, поливали горные склоны из автоматов — но с определением дальности они все как один ошибались на пятьсот метров минимум.
Снайпер взял поданный магазин, присоединил его, изо всей силы потянул за затворную рукоятку. Единственная проблема этой винтовки — при передергивании затвора, усилие нужно очень большое, как на тренажере 'силу давишь'.
В остальном — оружие просто удивительное. Снайпер служил в Афганистане третью командировку и без проблем мог припомнить с десяток случаев, когда с такой винтовкой стоящая перед группой проблема могла бы решиться куда быстрее или без потерь.
— Готов
— Вправо двадцать, выше тридцать пулеметный расчет.
— Вижу.
Пуля сорвала пулемет со станка, на излете ударила в живот пулеметчика, сломав его пополам…
Боевики, обескураженные происходящим, сначала попытались предпринять атаку — тупую и жалкую, они не видели противника и били, куда Аллах укажет, просто боеприпасы переводили. Потом, после наглядного урока — а когда твоего сородича разрывает пополам урок более чем наглядный — боевики запаниковали и бросились бежать.
Через два часа снайперы, уже свернувшись и уйдя с позиций, подошли к спецназовцам, занявшим позиции прямо в центре укрепленного района — ждали колонну с бронетехникой и грузовиками для трофеев, до нее оставался еще час, но боевики вопреки обыкновению не попытались атаковать повторно, в эфире до сих пор были слышны панические крики. Часть спецов обыскивала духов и стаскивала трофеи к центру, часть возилась с ДШК, найденным здесь же — не китайским, а советским, выпуска сорок пятого года, такой и в отряд взять не грех. Часть что-то наворачивала, вытащив из пещеры ящик и вскрыв его.
— Вкусно? — спросил снайпер, с поразительной легкостью тащивший на спине чехол, длиной с его рост.
— Нормально — спецназовец, немало ошарашенный тем фактом, что целый укрепленный район взяли всего с двумя трехсотыми из них только одним тяжелым, протянул банку — тушняк какой-то. По- моему наш, крышки банок солидолом залиты. Зеленые** торгуют, с. и, весь базар нашей жрачкой забит. Попробуйте…
— А тут, что написано? — офицер ткнул пальцем в надпись, выложенную мелкими белыми камешками.
— Я по ихнему не понимаю, товарищ офицер. Э, Дуб! Дубяра!
— Чего? — с набитым ртом ответил еще один спец
— Чо написано то тут? Ты же по ихнему сечешь.
— А, это… Тут написано 'Здесь никогда не будет ноги советского солдата'. Это на пушту, товарищ офицер.
— Понятно…
Снайпер протянул руку за банкой.
Пакистан, Зона племен
Лагерь подготовки террористов Атток
18 декабря 1987 года
Когда не можешь побеждать по правилам — побеждай, как получится.
А если не можешь победить сам — моли Аллаха о легкой смерти.
Лидер самого крупного бандформирования, относящегося к афганской вооруженной оппозиции Гульбеддин Хекматьяр ехал в лагерь, где готовились его и не только его люди, чтобы проверить — как идет подготовка. Только что ему выделили, безусловно, щедрый грант — десять миллионов долларов сразу и это только ему одному — для того, чтобы он совершил теракты в Ташкенте, Душанбе, Ленинграде и Москве. А для того, чтобы сделать это — нужны были опытные, очень опытные люди. Или — люди фанатичные, готовые умереть для того, чтобы покарать кяффиров в их городах. Первых в Афганистане не было — а вот вторых было в избытке. Именно для них сейчас в Аттоке создали особые курсы, где перебежчики, которые предали Родину и дезертировали — учли афганцев говорить по-русски, ориентироваться и жить в России. Это было заделом на будущее — первые террористические акты должны были совершить те, кто был отправлен на учебу в СССР, пообжился там, вернулся в Афганистан — а потом перешел на сторону моджахедов. Или те, кто УЖЕ ЖИЛ в СССР, направленный на обучение такими людьми, как Сулейман Лаек и иже с ними. Но таких людей было мало, считанные единицы — а здесь, в лагере Атток учились уже десятки, чтобы не затихало пламя джихада, чтобы ветер нес его дальше, нес по странам и континентам, поджигая там, где его, пламени, не было никогда.
Гульбеддин Хекматьяр, как и остальные участники Пешаварской семерки предпочитали проходимый по горам, не слишком большой и комфортный Мицубиси-Паджеро. Послушав умных людей в пакистанской разведке, которые курировали его, он купил четыре совершенно одинаковых автомобиля — доходы от наркоторговли это позволяли — и каждый раз садился в разные машины и на разные места, когда-то спереди, когда-то сзади — а на остальные места рассаживалась охрана. Темные стекла и такая вот постоянная смена машин снижали шансы на успех покушения в четыре раза.
Хекматьяр возвращался с 'богомолья' если это можно было так назвать, только что он посетил знаменитое медресе Хаккания, где получил одобрение и разрешение на джихад против неверных. Там же ему дали несколько кассет с записями проповедей известных имамов, где они призывали к священной войне — кассеты надо было размножить.
В этот же день еще один лидер непримиримой оппозиции, профессор Бурханутдин Раббани вышел из ворот своего собственного дома, купленного на доходы от наркоторговли и с достоинством неся свое обрюзгшее от излишеств тело, впихнул его на заднее сидение джипа Митсубиши Паджеро. Дверь за ним закрыл Залмай, его телохранитель и фактотум*.
Профессор исламского права Раббани родился в сороковом году, по национальности он был таджиком из племени яфтали. Родился он в религиозной семье, с детства проявлял повышенный интерес к религии, поэтому учиться его отдали в медресе Абу Ханифия в Кабуле. В пятьдесят девятом году Раббани
