дальше, без перехода — несколько столов, отделенных перегородкой по пояс, за каждым из столов сидел и работал человек. Только мужчины. Никто на него не обратил внимания, кроме того человека, который ждал его напротив дверей, и которого ему описали как контактера
— Мистер Гейтс — неулыбчивый господин протянул руку, и заместитель директора ЦРУ непроизвольно вздрогнул. Он прилетел сюда совершенно под другим именем, и слышать от другого человека свое настоящее ему не улыбалось. Тем более — когда его могут слышать как минимум несколько пар ушей.
— Мистер де Шик — тоном он попытался дать понять, что он недоволен, но контактер на это никак не отреагировал
— Рад приветствовать вас в Швейцарской конфедерации. Давайте, пройдем наверх, там нам будет удобнее разговаривать.
Наверх вела лестница, узкая и довольно неудобная. Поднимаясь по ней, заместитель директора вдруг понял, что ей как минимум два века.
Наверху оказался коридор, с дверями без табличек по обе его стороны, идущими через разные промежутки. За одной из дверей — кабинет, обставленный дорого и неброско, черное дерево, по-видимому, африканское и дорогая кожа. Никаких попыток следовать моде, кабинет в стиле сороковых или даже тридцатых годов. Ни следов секретаря, адъютанта или помощника.
— Чай, кофе… Может быть, глинтвейн? Погода в это время года в Женеве не балует теплом…
Гейтс достал из кармана скрэмблер, включил и демонстративно поставил на стол. Раздражение от какой-то нарочитости всего происходящего уже начинало раздражать.
— Прошу меня простить, но я тороплюсь.
— Американцы вечно торопятся… — равнодушно констатировал де Шик, заваривая чай — я, вот, например, никуда не тороплюсь. Смысла нет. Что же касается скрэмблера — то это излишне.
— Я не видел ни единого следа того, что вы защищены от прослушивания. Если мы будем говорить о последних играх Вашингтонских красных носков* — скремблер можно и убрать. Если же о чем-то более весомом.
— Мистер Гейтс…
— И перестаньте называть меня настоящим именем, черт побери!
Де Шик аккуратно перенес стаканчики с чаем на стол
— Мистер Гейтс, если я захочу знать результаты последней игры Вашингтон Редскинз, я куплю Интернэшнл Геральд Трибьюн и поинтересуюсь. Что же касается прослушивания — оно не имеет смысла пор нескольким причинам. Первая — в этом здании не бывает посторонних, не заслуживающих доверия людей, а все здание регулярно проверяется для профилактики. Второе — опасаться того, что кто-то установит на другой стороне улицы лазерную аппаратуру для считывания информации с окон нет, потому что все, что есть на этой улице, и на соседней улице и на многих других — принадлежит либо нам, либо нашим друзьям. В-третьих — люди обычно пытаются получить информацию для того, чтобы, зная ее попытаться повлиять на будущее. Здесь это не имеет смысла. Какой бы информацией кто не располагал — это не позволит ему каким-либо образом повлиять на то, что должно случиться. Мы играем в другой лиге.
— Те, кто забывают об осторожности, плохо кончают.
— Осторожность важна в меру. Когда осторожность мешает кому-то делать то, что он должен делать — это называется иначе.
Роберт Гейтс не сразу уловил все величие этой фразы. Когда же уловил — подумал, что ее стоило бы высечь на входе в Лэнгли, вместе или даже вместо ставшего уже знаменитым 'и ты познаешь истину и истина сделает тебя свободным'. В ЦРУ в последнее время мало думали о том, как познать истину, и много — о том, как прикрыть свою задницу и подставить чужую.
— Пейте чай — повторил де Шик — это рашн караван. Лучшее, что можно найти на рынке.
— Русский караван — Гейтс перешел на русский
— Совершенно верно — к его повторному изумлению на русский перешел и его собеседник — да вы пейте чай. Он не отравлен. Если вам так будет удобнее — мы может перейти на русский язык.
— Возможно, да, сэр. Мало возможностей… потренироваться.
— Попрактиковаться будет точнее — поправил собеседник — русский язык велик и многогранен даже несмотря на то, что сделали с ним большевики.
Гейтс вдруг догадался, с кем имеет дело. Эмигрант в каком-то там поколении, из русской аристократии, ненавидит большевиков. Скорее всего — еще до семнадцатого относился к черной аристократии, которая тогда была и в России. Теперь — ненавидит большевиков и делает все, чтобы их уничтожить. Такие работали в ЦРУ, когда его основали, потом подонок Энглтон всех вымел, со своей проклятой шпиономанией.
— Верно… Я изучал русскую культуру и даже защитил по ней диссертацию.
— Мне это известно. Увы, про культуру в современной России говорить приходится не иначе как с усмешкой, если сомневаетесь, зайдите в Russische Kommerzial Bank AG** в Цюрихе и сможете в этом убедиться. Они там воруют деньги!
Последняя фраза прозвучала почти как крик, крик ужаса швейцарского банкира, для которого это — страшнее убийства
— Вы можете это доказать? — нарочито спокойно поинтересовался замдиректора ЦРУ
— Можем — де Шик взял себя в руки — можем, мистер Гейтс. И это, и многое другое. Но все это в свое время. Воры, мистер Гейтс, хороши, когда они воруют у врагов твоих. Я так полагаю, что друзья по шахматному клубу предупредили вас о надлежащей степени откровенности в разговоре.
— Предупредили. Но я ничего не услышал о том, что получу взамен.
Последнее было наглостью — лично вице-президент страны предупредил его о том, что эти люди облечены самым высоким доверием, с ними можно делиться информацией почти без ограничений. Конечно, никто не будет спрашивать имена агентов… да им остались ли в живых эти агенты…
— Например — имя человека, который сдал ваших агентов в Москве.
Роберт Гейтс покачал головой, скептически улыбнулся — и вдруг до него дошло.
— То есть?
— Вы все слышали, мистер Гейтс. Этот человек — выполнил свою миссию, он больше не нужен и даже можно сказать — опасен. Потому что может пойти вразнос.
Гейтс долго думал, что сказать. Потом решил — в лоб.
— На чьей стороне вы играете, мистер де Шик?
Попал — этого вопроса он никак не ожидал.
— То есть? — недоуменно поднял бровь швейцарский банкир.
— У вас есть информация, которая не должна покидать пределов здания в Лэнгли. Более того — у вас есть и информация, которая отсутствует в здании в Лэнгли, в то время как она должна там быть. Я понимаю всю удобность нейтральной позиции — но иногда нужно определяться. Выбрать сторону, на которой ты играешь, понимаете? Между двух стульев нельзя усидеть. Поэтому я и спрашиваю — вы за нас или против нас?
— Кто научил вас так ставить вопросы? — осведомился банкир
— Жизнь, сэр. Иногда хочется ясности. Итак?
— Полагаю что я на вашей стороне, если на тот месте, где вы сидите, сидите вы, а не резидент КГБ.
— Позвольте усомниться. Если вы на нашей стороне — вы должны были сообщить о предателе сразу, как только вам стало о нем хоть что-то известно. Это нормально для тех, кто стоит на нашей стороне — помогать нам.
Обостряя разговор — сознательно и довольно грубо — Гейтс пытался раскачать собеседника, заставить его сказать больше, чем он планировал. Хотя и понимал, что такой разговор может иметь