От прежних чувств остался, охладев,Спокойный свет, как будто отблеск лунный,Еще поют серебряные струны,Но редок стал порывистый напев.И все ж хочу я, странный человек,Сберечь, как есть, любви своей усталость,Взглянуть еще на все, что там осталось,И распрощаться… может быть, навек.<1967>
Эхо прошлого
Много было в комнате гостей,Пирогов, вина и новостей.Много ели, пили и шутили,Много раз «Катюшу» заводили…А потом один из захмелевших,Голову на хромку уронив,Из тоски мотивов устаревшихВспомнил вдруг кладбищенский мотив: «Вот умру, похоронят На чужбине меня. И родные не узнают, Где могила моя…»— Эх, ребята, зарыдать хотится!Хошь мы пьем, ребята,Хошь не пьем,Все одно помрем, как говорится,Все, как есть, когда-нибудь помрем.Парень жалким сделался и кротким,Погрустнели мутные глаза.По щеке, как будто капля водки,Покатилась крупная слеза. «У других на могилах Всё цветы, всё цветы. На моей сырой могиле Всё кусты, всё кусты…»Друг к нему:— Чего ты киснешь, Проня? —Жалобней: — Чего тебе-то выть?Ты умрешь — тебя хоть похоронят.А меня? Кому похоронить? —И дуэтом здоровилы эти,Будто впрямь несчастливы они,Залились слезами, словно дети,На глазах собравшейся родни!А ведь в песне, так некстати спетой,Все в такую даль отдалено,Что от этих слез,От песни этой,Стало всем не грустно, а смешно!В дружный хохот вкладывали душу.— Ох, умора! Ох и мужики! —Еще звонче пели про КатюшуИ плясали, скинув пиджаки!
Природа
Звенит, смеется, как младенец.И смотрит солнышку вослед —И меж домов, берез, поленницГорит, струясь, небесный свет!Как над заплаканным младенцем,Играя с нею, после грозУзорным чистым полотенцемСвисает радуга с берез.И сладко, сладко ночью звездной
