Кру-гом! Взгляните, товарищи, на карту будущих военных действий! Мы с вами со всех сторон окружены врагами, которые не спят и видят во сне, как бы половчее изничтожить нас под самый корешок, как тую елочку! Но это лишь ихние фантазии! Не на тех напали — или нападут. Переждав их первый коварный удар в этом самом бомбоубежище, мы нанесем неотвратимый удар малой кровью и по чужой территории — бабах! И все будет кончено. Туши свет. Это я шучу. Если бы не военная тайна, я бы вам такого рассказал — вы бы ахнули от радости! У нас есть все, что есть у них и еще кое что, чего у них нет и не будет. Кру-гом! Но главное наше оружие — это… Вот вы, товарищ монархист… (
ЛАПИН. Бомбы? Танки? Пистолеты?
ЗЕНИН. Разрешите? Главное наше оружие — передовая идеология!
ДУБОУС. Верно, но не совсем. Люди — вот наше с вами главное оружие. (
ИВАНОВ. Слушаюсь!
ДУБОУС. Комендант — товарищ Зенит!
ЗЕНИН. Слушаюсь!
ЛАПИН (
ИВАНОВ. А что нам делать эти два часа, Василий Константинович?
ДУБОУС (
МАША. Хи-хи, я щекотки боюсь!
ДУБОУС. Товарищи! Обстановка, я предупреждаю, будет максимально приближена к боевой, поэтому никакой паники. Паникеры будут преданы товарищескому суду.
ЛАПИН. И расстреляны согласно приговору.
ДУБОУС. Вот этой рукой я лично шлепнул не одного паникера. Если надо, она и сейчас не дрогнет, гражданин… э-э?..
ЗЕНИН. Лапин Борис Михайлович.
ГАРКУША. Боря, уймись.
ДУБОУС. Спасибо за информацию. Все.
Дубоус выходит и запирает снаружи дверь. В тамбуре он включает несколько кнопок и рубильников. Запустив машинерию, он отдыхает некоторое время, принимает нитроглицерин и уходит, закрыв вторую дверь, навесив замок и забыв по причине старческого маразма об учебной группе в убежище. Все это время в убежище течет нормальная жизнь.
МАША. Давайте песни петь, туристические.
ГАРКУША. Щас тебе Жорес споет.
ЛАПИН. Арию завхоза из оперы «Захованщина».
ЗЕНИН. Прошу всех заняться насущным делом. Кира Андреевна, вы тут со своей дружиной сами. Юрий Витальевич, прошу сюда, здесь стол командующего.
ИВАНОВ. И что я должен делать?
ЗЕНИН. Пока ничего. Данилыч с Толей изучают матчасть. Товарищ Лапин, красивым почерком прошу переписать вот это расписание занятий.
Все рассаживаются по местам.
РЕБЕЗОВА. Девочки, будем шить марлевые повязки, многослойные, антипылевые, многоразовые.
ДОРОДНЫХ. Господи, как они мне надоели, эти повязки! Так и будем два часа шить?
РЕБЕЗОВА. Пошьем-пошьем, а потом наложим на кого-нибудь шину. Маша еще ни на кого шину не накладывала. Возьмем Анатолия с переломом шейки бедра и проникающим ранением мягких тканей ягодицы, очень интересная повязка.
ДОРОДНЫХ. Лучше бы она на него глаза наложила. Сам-то он, по-моему, давно готов к этому.
ГАРКУША. Девочки, возьмите меня со смертельной травмой черепа. И наркоз — сто грамм — чтобы шок снять!
РЕБЕЗОВА. Перетопчешься! Только сели, а ему уже наркоз подавай!
ГАРКУША. Кира! Голубушка! Обезболь, Христом-богом молю! Ты же сестра милосердия!
РЕБЕЗОВА. Уйди, постылый!
ЗЕНИН. Данилыч, не приставай к женщинам при исполнении служебных обязанностей.
ГАРКУША. Жорес, ты меня знаешь, выдай аванс. А то будет острый приступ. Дай наркомовские!
ДОРОДНЫХ. Наркомовские! Скажите уж — наркоманские!
ИВАНОВ (
ЗЕНИН. Человеку плохо. Клаустрофобия на фоне синдрома похмелья.
ГАРКУША. Во-во, она самая!
ИВАНОВ. И что же мы будем делать?
ЗЕНИН. Каждый человек нам дорог — надо лечить. Иван, последний раз даю, последний раз, подумай, Иван!
Наливает Гаркуше в стакан, Гаркуша уходит в туалет разбавить и запить.
ТОЛИК. Зачем ему, Жорес Филимонович? Он же в запой войдет.
ЗЕНИН. Как зайдет, так и выйдет.
ЛАПИН. И снова зайдет.
ЗЕНИН. Надо человеку доверять, тогда он горы свернет!
ЛАПИН. Всего за сто грамм.
Возвращается Гаркуша.
ГАРКУША. Толик, учи матчасть, голуба, потом мне расскажешь.
МАША. А на какое место накладывается эта повязка?
РЕБЕЗОВА. На рот.