Возможность плагиата? Текст в отрыве от личности не сделает человека великим. Положим, принесет герой в редакцию «Правды» листок со словами «Союз нерушимый республик свободных…» – думаете, сразу и станет автором гимна? Нет, авторами гимнов становятся иначе. Другие таланты требуются, таланты, о которых не говорят, не учат в школе.
А попадает в прошлое молоденький музыкант, выпускник школы, училища или даже консерватории, у которого в голове сотни мелодий «Битлз», «Пинк Флойд», «Ласкового мая», или, если угодно, Альфреда Шнитке. Уж тут-то не будет препятствий?
Тут-то он и пойдёт в непризнанные гении. Будет у него круг поклонников, человека четыре или даже пятьдесят – и только. Покуда длится НЭП, будет музыкант играть в синеме или ресторанах, а потом – спихнут и затопчут. Свой же брат композитор и затопчет: за формализм, вульгаризацию, внеклассовость и несозвучность времени (с последним не поспоришь).
Принести решение теоремы Ферма или гипотезы Пуанкаре? Кому? Кто поймёт? Народный профессор? А хоть и поймёт, то герой к тому времени давно будет в психбольнице.
А часы идут. Кончается время нэпа, грядёт полнолуние социализма, когда строй сменит человеческое лицо (пусть и не самое утонченное) на то, что обыкновенно проступает в полнолуние. Что делать?
Ладно, наш случай целиком на совести автора-фантазёра, вольно ж ему было посылать литературного попаданца в двадцать седьмой год.
Но возьмем попаданца натурального. Родился в семье одесского банковского служащего в тысяча восемьсот девяносто седьмом году. В девятьсот тринадцатом окончил техническую школу, после чего работал в чертёжном бюро и прочих соответствующих полученной подготовке местах. После революции подался в журналистику и в Москву и, под влиянием естественного течения времени, нечувствительно перенёсся в двадцать седьмой год. Человек умный, глаза открыты, будущее ясно. Обвинять некого, да и некогда. Нужно что-то делать.
Что?
(продолжение пишется)
Кафедра Ваннаха: Гауссиана, образование, социум
Отрасль информационных технологий — бизнес на умножении интеллектуальных способностей человечества. Разум — это то, что делает человека человеком. Но вот как разум влияет на судьбу отдельного человека? Тема эта не слишком популярна, и не только в стране родимых осин, где архетипом является горе от ума. Не в меньшей степени она табуирована в странах политкорректных — даже в США с их культом свободы слова редко кто решиться взяться за нее.
Но, тем не менее, исключения бывают и к ним можно отнести одну из самых еретических книг современности — The Bell Curve, «Колоколообразная кривая. Интеллект и классовая структура в американской жизни». Написали ее Ричард Дж. Хернстейн, психолог из Гарварда, и специалист по политическим наукам из Американского предпринимательского института Чарльз Мюррей. Первое издание вышло в свет в 1994 году и сразу же стало бестселлером.
Ее авторы решили проанализировать очень простую вещь: как влияет интеллект человека на его судьбу в социуме. Тема эта, кстати, будет поопасней, чем классовая структура общества как таковая, обусловленная отношением собственности на средства производства. Выходец из низов может честно заработать капитал (маловероятно, но совсем-то исключить нельзя), жениться на деньгах (вон — Нью-Йорк даже для геев с лесбиянками браки разрешил), выиграть в лотерею...
Какая-то социальная мобильность существует даже в самых закрытых социумах. Повезти может даже не слишком смышленому — ведь один из самых популярных мифов коммерческой мифологии это Форрест Гамп. Но мозги-то невозможно ни украсть, ни выиграть в наперстки... Хернстейн с Мюррем показали, что судьба человека в американском социуме в огромной степени определяется именно уровнем его интеллекта.
Скажем прямо — каким-либо волшебным барометром для измерения интеллекта американские исследователи не располагали. Зато к их услугам была традиция замеров коэффициента интеллекта, IQ, введенного в 1916 году Стенфордским профессором педагогики Льюисом М. Терманом. Эти тесты широко использовались во времена Первой мировой военным ведомством, нуждавшимся в обучении гигантских количеств рекрутов, а после разошлись по всей стране, превосходно дополняя в образовательной отрасли системы организации труда Форда и Тейлора. Тесты на «Ай-Кью» базируются на измерении того, как конкретный человек справляется с некоторым набором логических задач. Затем результат соотносится со средним результатом для возрастных групп. Если тебе шестнадцать, и ты решаешь как шестнадцатилетние, то твой результат (умноженный на сотню) равен ста. Ну а если ты способен осилить задачи лишь на уровне двенадцатилеток — то результат получается семьдесят пять.
Авторы «Колоколообразной кривой» исходили из следующего распределения населения США по IQ:
Менее 75 — 5%
75-90 — 20%
90-110 — 50%
110-125 — 20%
Более 125 — 5%
Как видим, речь идет о практически нормальном распределении, гауссиане. Это распределение, кстати, больше говорит не об интеллекте, но вытекает из особенностей замера. Но для дальнейших рассуждений это неважно.
Дальше были рассмотрены средние IQ по этническим группам. Выяснилось, что у афроамериканцев, бывших негров, средний IQ — 85. У латиносов — 89. Белые имеют IQ 103. Азиаты — 106. Ну а евреи (забавно, что их вычленили из популяции белых) — целых 113.
Дальше рассматривалось влияние IQ на социальное поведение человека. Скажем то, что никто из обладателей IQ выше 125 не бросил среднюю школу, предсказуемо, так же, как и то, что 55% обитателей интеллекта ниже 75 ее не окончило.
Другое менее очевидно. Наибольшее число женатых к тридцати годам оказалось среди обладателей коэффициентов интеллекта от 75 до 110 — 81%. К краям распределения оно падает — у тех, кто ниже 75 и у тех, у кого выше 110 этот процент составляет 72. А вот у совсем умных, с IQ выше 125 процентов, количество женатых снижается до 67. В бедности живет 30% обладателей самого низкого интеллекта, и 2% умников, видимо вдохновившихся идеями Диогена Синопского (по месте роста «Ай-Кью»