раневой канал, а в мишени не кувыркались. Все это было очень благородно…

Только вот в 1903 году британский отряд в две сотни томми был вырезан дервишами при Гумбурре в нынешнем Сомали. Они, то ли в религиозном экстазе, то ли под дурью, будучи ранеными, не уходили на перевязочный пункт а продолжали драться, реализуя свое численное превосходство. Россия с гуманной пулей проиграла Японскую войну. Аналогичные проблемы имели американцы во время подавления восстания на Филиппинах – пули патрона .30-03 не обладали останавливающим действием, достаточным для устремившегося на оккупанта туземца.

Любящие спорт и Fair Play британцы пошли по методу, заимствованному у охотников. Капитан Берти Клей из арсенала Дум-Дум додумался обрезать оболочку с головок пуль, превращая их в экспансивные. В боях у Хайберского перевала (“We took our chanst among the Kyber ‘ils”) в 1897 году пули Дум-Дум превосходно показали себя в работе по афганцам. И – тут же были заклеймлены международной общественностью.

Выход нашел германский инженер Артур Глейних в 1903 году. Им был создан патрон 8 ? 57 IS „Infanterie Spitz“ с остроконечной пулей S – Spitzegeschoss. Три грамма пороха разгоняли остроконечную десятиграммовую пулю до скорости в 895 м/с. Именно в те времена можно начинать говорить о пулях со смещенным центром тяжести. Дело в том, что центр тяжести у нее был смещен далеко назад. И как только длинный острый носик встречался с препятствием в виде тканей человеческого тела, опрокидывающий момент легко преодолевал стабилизирующий момент вращения. Пуля начинала кувыркаться, нанося особо тяжкие повреждения, расширяя раневой канал, разрывая ткани. А еще – скорость. При более чем семистах метрах в секунду возникает гидродинамический удар…

В альтернативной истории Василия Щепетнева «Седьмая часть тьмы» германские марксисты стреляют в избегнувших большевизма русских «живыми пулями», прорастающими в раненом. Так реальный кайзеровский патрон по последствиям не уступал выдуманному. Впрочем, Россия в 1908 году приняла на вооружение легкую остроконечную пулю. И американский патрон .30-06, ныне популярный в качестве охотничьего, имел, в отличие от .30-03, остроконечную пулю и высокую дульную скорость. При переходе на калибры 5,45-5,56 эти эффекты только умножились. Как и разговоры о пулях со смещенным центром тяжести, ведя которые собеседники не подозревают, что обсуждают новости первого десятилетия прошедшего, ХХ века…

Так что в завершение хотелось бы сказать следующее: имея под рукой компьютер с доступом в Сеть, вы легко можете проверить рассказ автора по перекрестным источникам, но все это будет всего лишь гуманитарным исследованием. Сколько поколений ученейших мужей перепевало сказки о блеммиях и псоглавцах! Но используя компьютер так, как подобает ему из названия («вычислитель»), вы могли бы поставить эксперимент. Исходных данных – навалом. Геометрия пули, ее вес, конструкция. Масса пороха. Законы горения, движения. Определить стабилизирующий гироскопический момент. Описать прецессию пули в преграде с плотностью, близкой к плоскости желатина… И вот это будет истинное проникновение в ткань городской легенды, не зависящие от рассказчиков и авторитетов, опирающееся лишь на методы науки.

Опубликовано 08 июля 2011 года

'Собака Баскервилей' на полках моей домашней библиотеки присутствовала в двух воплощениях. В толстой книге «Записки о Шерлоке Холмсе», издание-дженерик от «Катря Молдовеняска», в переводе Николая Корнеевича Чуковского, и в мягкой обложке с чёрным псом, переводчика не помню. Я порой раскрывал книги рядом и сравнивал. Разница была: иное построение фразы, другие слова. Но самое удивительное, что в одной книге действовал Уотсон, в другой – Ватсон! Как так?

Мне объяснили, что это – одно и то же, поскольку нет однозначного буквенного воплощения для передачи отдельных звуков.

Раз одно и то же, я одни школьные тетрадки подписал, как «ВАся», а другие как «УОся». – Ты, видно, и в самом деле УО, – сказали мне в школе.

Быть УО, то есть умственно отсталым (этим термином в неполиткорректные шестидесятые именовали альтернативно одарённых людей) мне не хотелось, и я быстренько ликвидировал тетради с Уосей, благо стоили они, тетради, в те годы сущий пустяк, сначала копейку, а потом две. То есть не совсем ликвидировал, а пустил на самолётики.

Но привычку вчитываться в тексты сохранил и позднее сделал открытие: Степлтон невиновен, Шерлок Холмс ошибся!

Переводы советской эпохи отличались добротностью, порой я подозревал, что они лучше оригиналов, особенно в случаях с произведениями поэтов братских республик, как союзных, так и автономных. С другой стороны, в переводах встречались и дыры, о чем простодушно писали в предисловиях и послесловиях, так, мол, и так, были удалены несколько строк, оскорбительных для советских людей. Или выпускали целые страницы «мистического свойства», как в первых публикациях «Одиссеи 2001 года».

Но тогда, в шестидесятые, Нора Галь ещё не бралась за Кларка, а Кларк не брался за «Одиссею», и я, глотая книгу за книгой, не задумывался о деталях. Переводят и славно. Однако, памятуя о Ватсоне и Уотсоне, а также о других разночтениях, мечтал: а неплохо бы выучить язык-другой! Чтобы, как разведчики в книжках, знать немецкий в совершенстве. А к нему английский, французский и кубинский, последний – помогать Фиделю Кастро сражаться с американской военщиной.

Как раз тогда, в шестидесятом, в Кишинёве в порядке эксперимента принялись изучать английский язык с начальной школы, если не с детского сада. Но увы, в шестьдесят первом родители переехали из Молдавии на воронежскую землю, и я остался неучем. До сих пор пишу лишь по-русски, и то не в совершенстве, а со словарём. По-моему, им, русским языком, как и любым другим, владеть в совершенстве могут только гении. Да и то вряд ли.

Но всегда вставал вопрос – не слишком ли многое мы доверяем переводчикам? Ладно Ватсон, Уотсон, это, в конце концов, дело вкуса. А как быть в большой политике? Встречаются Эйзенхауэр и Хрущёв, так ведь оба в языках друг друга ни бум-бум. Ладно Никита (Хрущёв и для пятилетних пацанов был Никитой), ему простительно, он академий не кончал, он и в школу-то ходил две зимы только, поскольку из совершенных бедняков, но Эйзенхауэр как раз выпускник академии, уж мог бы выучить русский хотя бы за то, что спутники наши, атомный ледокол тоже наш, Ту-104 наш самолет, Братская ГЭС наша, и Берлин взяли – наши! Вдруг у американского президента в переводчиках какой-нибудь фашист или белогвардеец, или сразу оба, один в одно ухо врёт, другой в другое, так и до войны недалеко – исключительно из-за того, что неправильно переводили.

Но обошлось…

Насколько хороши были наши переводы, я ощутил в девяностые годы, когда переводить