– Да вся наша затея, включая этот полет – сплошной риск! И потом, Сева, знаешь, что?.. – он покосился вправо, – ты нами командовал на земле?
– Ну…
– Так вот, ежели не будешь лезть в летную работу со своим узколобым пехотным мировоззрением – появится шанс покомандовать снова.
– Ну, коли гарантируешь, тогда умолкаю! – громко засмеялся в ответ Барк.
– Гарантий тут никто не даст. И мягкой посадки, скорее всего не будет. А ниже безопасной высоты в горах при абсолютном отсутствии видимости летают одни самоубийцы. Даже окажись на борту навигационная карта, толку от нее – ноль, потому как места мы своего ни черта не знаем.
– Понятно. А связь работает?
– Нет. Проверил – мертва как моя прабабушка… Иначе давно бы уж орал в эфир родным русским матом.
Постепенно светало – облачность из серой превратилась в молочно-белую. Оба спецназовца, устав пялиться в непонятные приборы, глазели по сторонам, хотя и там – за остеклением кабины «кукурузника», ровным счетом ничего видно не было.
– Всеволод, вы с Толиком топали в лагерь пешком, – задумчиво проговорил Максим, – скажи, в какой стороне и как далеко находятся Эльбрус с Казбеком?
– Они западнее лагеря. Эльбрус намного западнее – километрах в двухстах; до Казбека ближе – и пятидесяти не будет. Нас провели у подножья другой горушки, высотой примерно четыре с половиной тысячи. Вот она точно была где-то неподалеку от лагеря.
– Ясно. Уже легче.
Эльбрус возвышался над уровнем моря на пять тысяч шестьсот метров; Казбек – на пять триста. Это Скопцов отлично помнил. Остальные горы Большого Кавказа были пониже. Потому он и намеревался забраться на безопасную высоту, однако, самолет кое-как докарабкался до четырех с половиной тысяч и дальше подниматься не захотел… «Понятно, стало быть, это твой потолок, – печально вздохнул майор и выровнял „Антошку“. – Ладно, как гласит старая пословица всех покойных русских оптимистов: авось пронесет!»
Дышать даже на этой высоте стало трудно – сказывалась разреженность воздуха и нехватка кислорода. Для экономии топлива Макс уменьшил обороты двигателя, с облегчением откинулся на спинку кресла и только теперь почувствовал: комбинезон прилип к мокрой от напряжения спине.
А стрелка топливомера уже миновала отметку «200 литров».
– И каков же у тебя план? – с интересом глянул на него Всеволод. – Горы перевалить успеем?
– До относительной равнины дотянем. Проблема в другом…
– В чем же?
– Я не знаю, как далеко на север углубился теплый фронт.
– Чего в нем страшного? – подал голос Анатолий.
– А страшен он, мужики, вот этой мощной сплошной облачностью. Равнину и ту нужно хорошо видеть или представлять, прежде чем приступать к снижению.
Спецназовцы непонимающе смотрели на Скопцова…
Вздохнув, тот пояснил дилетантам в азах летной работы:
– Видите ли… равнина ведь не гладкая как полированный стол. Помимо естественных препятствий в виде пересеченного рельефа, впереди по курсу могут торчать трубы, линии электропередач, антенны ретрансляторов… встреча с которыми так же чревата траурной музыкой и цинковыми гробами. Уяснили?
– Доходчиво, – озадаченно закивали приятели.
Прошло еще около тридцати минут слепого полета. Расход топлива у «Антошки» оказался небольшим, но стрелка топливомера неумолимо приближалась к цифре «100»; вскоре перевалила ее, поползла к нулю, а облачность по-прежнему оставалась густой, непроглядной, будто и не собираясь выпускать утлое воздушное суденышко из своего гиблого плена.
– Полагаю, самые высокие горы Большого Кавказа позади. Ну, молитесь, парни, – проворчал летчик и, решительно убавив обороты двигателя, приступил к плавному снижению.
На высотомере значилось «2000» метров.
Стрелка медленно завершала второй оборот – высота постепенно таяла, а вместе с ней таяла и надежда пилота пробить мощный слой облаков. Впрочем, и бензина в баке оставалось немного. Макс убрал обороты едва не до малого газа, уменьшил скорость до минимальной; самолет потерял устойчивость – воздушные потоки вновь стали бросать его подобно легкой, невесомой игрушке.
– Пристегните ремни! – скомандовал он товарищам.
Терентьев исчез в пассажирской кабине, где занял одно из кресел; Барклай послушно сунул автомат куда-то вниз и защелкнул на поясе замок.
«Остатки топлива сейчас плещутся внутри бака, как взбиваемый миксером коктейль, – морщился от неприятных мыслей майор, – не приведи Господь, насос хлебнет вместо бензина воздуха! Тогда, считай все – кина со счастливым концом не будет. Только-то и останется – планировать в гробовой тишине вниз, да ждать встречи с первой же скалой…»
Все эти опасения настойчиво точили Скопцова, ведь сейчас – на данном этапе побега, именно от него, а не от Всеволода зависел успех общего дела. Чего говорить – там, в лагере и на верхней площадке спецназовцы лихо справились со своей миссией. И подвести товарищей теперь, когда они наверняка летели над Российской территорией, ему страсть как не хотелось. Дерзкий план был наполовину исполнен, и жалеть или отступать он не собирался!
Тем временем проклятая стрелка вплотную приблизилась к нулю – бензина почти не оставалось, и желал того вертолетчик или нет, но наступила пора подумать о посадке.
Облачность вокруг такая же плотная.
Высота тысяча метров…
Увы, но высотомер показывал барометрическую, а не истинную высоту, и сколько в данную минуту значилось метров спасительного пространства под брюхом «Антошки» не знал никто. Абсолютная уверенность присутствовала лишь в одном: внизу – северное предгорье Большого Кавказа. А это отнюдь не кубанские и не заволжские степи – примостить самолет где угодно не получится. Проплывавшие где-то там внизу горы и ущелья не годились для пробега даже такого неприхотливого аппарата, как Ан-2, и перспектива свернуть шею при посадке была самой, что ни наесть реальной.
– Плевать! – решительно пробурчал Максим, сильнее сжимая штурвал, – буду потихоньку снижаться, пока не встанет движок! За лишних пять минут полета мы окажемся на полтора десятка километров ближе к спокойному Ставрополью. А тащиться оное расстояние по горам воюющей Чечни – суток не хватит.
Двигатель, несмотря на то, что стрелка даже не подрагивала, а, успокоившись, лежала на нуле, пока устойчиво работал.
Высота семьсот пятьдесят…
Макс до рези в глазах всматривался вперед и вниз.
Как ему сейчас хотелось узреть хотя бы небольшое темное пятнышко под крылом самолета! Хотя бы крохотный разрывчик в осточертевших до одури облаках! Дабы определить реальную высоту, резко крутануть штурвал и, оттолкнув его от себя, нырнуть сквозь это маленькое «оконце» к ней – к родимой земле-матушке…
И тотчас, словно повинуясь его страстному желанию, молочная белизна впереди по курсу вдруг стала резко темнеть.
Пилот напрягся, плотнее сжал руками рукояти управления…
– Не пойму… Что там?.. – подавшись вперед, настороженно молвил Барклай.
Вопрос его потонул в надрывном реве движка – майор дал полый газ и рванул штурвал на себя, пытаясь избежать столкновения с надвигавшейся из неизвестности вершиной горы…
И все же Давид с адресом не обманул – его бывшую жену Всеволод разыскал в небольшом городке Ставропольского края. Короткая надпись на листочке с указанными координатами привела на тихую улочку с растущими ровным рядком деревцами; к одноэтажному коттеджу, где, вероятно и проживали родители Виктории. Сердце в радостном возбуждении заколотилось еще
