Селестина закончила петь на очень долгой, высокой ноте. Из радиоприемника понеслись громкие аплодисменты, которые порывисто подхватила миссис Уэсли.
— Кончьилось наконьец? — громко спросила Флер. — Хвала небьесам, что за жуткое…
— А не выпить ли нам на ночь по стаканчику? — громко предложил мистер Уэсли, вскакивая со стула. — Кто будет еггног?
Он отправился за напитком; остальные зашевелились, принялись потягиваться и переговариваться друг с другом.
— А чем вы сейчас занимаетесь? — спросил Гарри Люпина.
— Сижу в подполье, — ответил Люпин. — Почти буквально. Потому я и не писал, Гарри; отправляя письма, я мог выдать себя.
— То есть?
— Я жил среди своих сородичей, — сказал Люпин и, увидев, что Гарри не понимает, пояснил: — Оборотней. Они почти все на стороне Вольдеморта. Думбльдор решил заслать к ним разведчика и… вот он я, готовенький.
В его голосе прозвучала горечь. Люпин, видно, и сам это заметил, улыбнулся гораздо теплее и продолжил:
— Я не жалуюсь; работа необходимая, а лучшего кандидата, чем я, не найти. Но завоевать их доверие было трудно. Видишь ли, по мне сразу видно, что я жил среди колдунов, а они избегают нормального общества и добывают пропитание воровством — или убийством.
— А чем им так приглянулся Вольдеморт?
— Они думают, что при нем станут жить лучше, — сказал Люпин. — Тут с Уолком не поспоришь…
— Кто такой Уолк?
— Не знаешь? — Люпин конвульсивно сжал собственное колено. — Фенрир Уолк, наверное, самый жестокий оборотень на свете. Его жизненная миссия — искусать и заразить как можно больше людей, чтобы оборотней стало больше, чем колдунов. В уплату за службу Вольдеморт обещал поставлять ему жертвы. Уолк специализируется по детям… говорит, их надо кусать в младенчестве и воспитывать вдали от родителей, в ненависти к нормальным колдунам. Вольдеморт угрожает натравить его на нашу молодежь; обычно такие угрозы очень действенны.
Люпин помолчал и добавил:
— Это он сделал меня оборотнем.
— Как? — поразился Гарри. — Когда… в детстве?
— Да. Мой отец оскорбил его. Я очень долго не знал, кто виноват в моей беде, и даже жалел его, считая, что бедняга был не властен над собой; к тому времени я хорошо знал, какая это мука — превращение. Но Уолк не такой. В полнолуние он заранее подбирается ближе к намеченным жертвам и действует наверняка. Планирует все загодя. И такого мерзавца Вольдеморт поставил над всеми оборотнями. Не стану притворяться, что способен со своими жалкими увещаниями конкурировать с Уолком, который открыто заявляет, что мы, оборотни, заслуживаем крови и должны мстить нормальным людям.
— Но вы — нормальный! — горячо возразил Гарри. — Просто у вас… проблема.
Люпин расхохотался.
— Иногда ты сильно напоминаешь Джеймса. Тот при посторонних обычно называл это моей «маленькой шерстяной проблемой». Все думали, что речь идет о дурно воспитанном кролике.
Он взял из рук мистера Уэсли стакан еггнога, поблагодарил и немного повеселел. Зато Гарри очень разволновался, вспомнив при слове «Джеймс», что давно хотел кое-что спросить у Люпина.
— Вы когда-нибудь слышали о Принце-полукровке?
— Каком принце?
— Полукровке, — повторил Гарри, внимательно следя за Люпином.
— У колдунов не бывает принцев, — улыбнулся тот. — Ты что, хочешь взять такой титул? Казалось бы, «Избранного» больше чем достаточно.
— При чем тут я! — возмутился Гарри. — Принц-полукровка когда-то учился в «Хогварце», мне достался его учебник по зельеделию. Он писал на полях всякие заклинания, которые сам изобрел. Например,
— О, в мое время оно было в большом ходу, — мечтательно произнес Люпин. — В пятом классе несколько месяцев шагу нельзя было ступить, чтобы тебя не вздернули в воздух за лодыжку.
— Мой папа им пользовался. — сказал Гарри. — Я видел в дубльдуме, как он поднял в воздух Злея.
Он старался говорить небрежно, будто не придавая особого значения своим словам, но едва ли достиг желаемого; слишком уж понимающе улыбнулся его собеседник.
— Да, — кивнул Люпин, — и не он один. Как я сказал, заклинание пользовалось редкой популярностью… знаешь, как это бывает, что-то всплывает, потом забывается…
— Но похоже, что Принц сам изобрел его, когда учился в школе, — настаивал Гарри.
— Не обязательно, — возразил Люпин. — Мода на заклятия переменчива, как все остальное. — Он заглянул Гарри в лицо и тихо проговорил: — Джеймс был чистокровный колдун и, клянусь, никогда не просил называть его Принцем.
Гарри отбросил притворство и спросил:
— И это был не Сириус? И не вы?
— Абсолютно точно, нет.
— Ясно. — Гарри уставился в огонь. — Просто я думал… этот Принц очень помог мне с зельеделием.
— А сколько лет твоему учебнику?
— Не знаю, не выяснял.
— А ведь это помогло бы понять, когда Принц учился в «Хогварце», — сказал Люпин.
Флер вдруг решила передразнить Селестину и затянула «Котел, полный крепкой и сладкой любви», а остальные, поймав выражение лица миссис Уэсли, восприняли это как сигнал отбоя. Гарри и Рон взобрались по лестнице в комнату Рона на чердаке, где для Гарри поставили раскладушку.
Рон почти сразу заснул, а Гарри сначала порылся в своем сундуке, достал
— Она что, шутит?…
Гарри вздрогнул, проснулся и увидел в ногах своей кровати раздутый чулок с подарками. Он надел очки, огляделся. Крохотное окно снаружи почти полностью занесло снегом. На его фоне в постели очень прямо сидел Рон, рассматривая толстую золотую цепь.
— Что это? — удивился Гарри.
— От Лаванды, — с отвращением бросил Рон. — Неужто она всерьез думает, что я…
Гарри всмотрелся внимательней и громко хохотнул. С цепи свисали большие золотые буквы, образующие надпись: «Мой любимый».
— Мило, — сказал он. — Стильно. Ты обязательно должен это надеть. А главное, показать Фреду с Джорджем.
— Если ты им расскажешь, — залепетал Рон, засовывая украшение под подушку, — то я… то я… то я…
— Обзаикаешь меня до смерти? — ухмыльнулся Гарри. — Брось, за кого ты меня принимаешь?
— Но как она могла подумать, что я способен напялить такую штуковину? — остолбенело глядя в пространство, прошептал Рон.
