— Так вот каким может быть бессмертие! — ухватился я за сказанное.

— Нет. Бессмертие человечества не только в этом. Новые поколения наследуют достижения предыдущих. Плод разума не умирает.

— А если говорить о личном бессмертии, ради которого создана наша «протезная цивилизация Этаны», то ее может заменить ваша память предков?

Мой собеседник пожал плечами, а я, кажется, перестал совсем вдыхать кислород и судорожно стал регулировать фильтр.

Моя ненависть к шлему, который отгораживал меня от окружающего мира новой планеты, обернулась в конце концов против меня.

Не только мучительная тяжесть на Земле, не только иной состав и большое давление атмосферы, но и еще враждебный мир микробов обрушились на инопланетное существо.

Насколько легче было гостям моей планеты! Они ни разу не сняли своих герметических костюмов, спасавших их от микробов Этаны.

А я все хотел возможно больше походить на людей, хотел жить, как коренные жители планеты, среди них, с ними!..

Я снял шлем… и не выдержал.

Тяжелый недуг подкосил меня. Так говорят на Земле, имея в виду косу — большой нож на длинной ручке, которым здесь в древности срезали стебли трав. «Подкошенные», они падали на землю.

Нож тяжелой болезни срезал мой стебель. Подкошенный, я уже не мог подниматься, преодолевать непосильную тяжесть. А я еще так мало узнал о Земле, еще не овладел их методом пробуждения наследственной памяти.

И тогда ко мне пришла девушка Земли.

Ее звали Виленоль. Она принадлежала к третьему поколению семьи женщины звезд, с которой я прилетел с Этаны. Но на вид она была лишь чуть моложе ее.

Девушка вызвалась ухаживать за мной и помочь мне больше узнать об их планете.

Это было очень интересное существо. Я пытался представить себе ее живущей на острове Юных, но не мог, хотя по возрасту она как раз подходила к нам.

У нее были свои увлечения. Она занималась историей человечества. Она воспроизводила былую жизнь в сценах, демонстрируя поведение людей и их характеры. Мы много беседовали с ней о прошлом Земли.

Только с моей несравненной Аной я мог вести подобные беседы в лучшее время нашей с ней жизни.

Я лежал на балконе, смотрел на бегущие в голубом небе клубы белого пара, похожие на наши облака, и слушал Виленоль.

— Я на пороге зрелости, — говорила она. — Вступившим на этот порог у нас считается лишь тот, кто совершил свой первый подвиг.

— Что за деяние представляет собой этот подвиг?

— Каждый выбирает себе то, что он способен совершить, но так, чтобы стало ясным существо человека, ставшего зрелым, его характер, стремления, сила…

— К чему же готовишься ты, девушка Земли?

— Подвиг надо совершать в той области, которой увлечен.

— Значит, история твоей планеты?

— Да, добрый АН. Это моя мечта… сделать какое-нибудь историческое открытие… Мне хотелось стать археологом, участвовать в раскопках…

Она имела в виду поиски в слоях почвы, нанесенных за время, равное многим великим дюжинам дождей. Они разыскивают остатки былой культуры: руины, обломки сосудов, выброшенные или потерянные вещи, бывшие в употреблении. Выводы и умозаключения, которые они делают на основе своих находок, в высшей степени примечательны.

У нас нет в этом надобности. Достаточно обратиться к протостарцу, живущему, скажем, дюжину великих дождей или по земному около десяти тысяч лет…. Впрочем, что я говорю!.. Я уже настолько оторвался от своей планеты, что забыл об обычае протостарцев уничтожать дальнюю память. Обитатели Этаны не хотят знать прошлого. Они живут только желанием жить дальше…

— Но больше всего меня интересует тот период, когда свершился Великий переворот в нашей стране. Это было не так уж давно. Но восстанавливать героические картины того времени доставляет мне наибольшую радость.

— Почему? — поразился я. — Ведь это было дикое время. Люди ненавидели и убивали себе подобных. Так мне рассказывали.

— Да, это было тяжелое время. Одни люди угнетали других, которые жили во мраке бесправия. И тем значительнее то, что именно тогда нашлись герои, которые увидели во мгле времен наше время. И во имя этого будущего шли на борьбу, совершили Великую Революцию.

— Великую Октябрьскую революцию, — поправил я.

Виленоль обрадовалась:

— Ты уже знаешь, добрый АН. Иначе и не могло быть. Об этой революции тебе должны были рассказать на Земле.

— Мне рассказали о ней еще много раньше, после трагедии нашего Восстания Живых.

— Я знаю. Ты потерял в бою любимую жену.

— И вождя нашего Восстания, дело которого я продолжу.

— Продолжишь?

— Разве вы могли бы достичь всего, чего достигли, если бы не продолжали дело ваших героев? В наших условиях Ана вела нас за собой… и продолжает вести, пока я жив.

— Ты будешь жив, добрый АН.

Милая девушка! Но болезнь, в которой с трудом разбирались земные врачи, сразила меня.

Силы оставляли мое тело.

Ко мне пришел глубокий старец, врач, академик, как здесь принято говорить о высшей степени учености.

Старец из Института Жизни пришел ко мне убедиться, можно ли предотвратить неизбежное.

Я сказал, почему мне необходимо жить и вернуться на Этану.

Академик Руденко перевез меня в свои Институт Жизни. Моя маленькая подруга продолжала регулярно навещать меня.

А ученые исследовали мой организм. Они ведь ничего не знали о том, как устроены обитатели Этаны.

К счастью, мы были подобными человеку. Некоторые наши органы походили на человеческие, но другие были совсем иными.

Земные микроорганизмы поразили мою единственную почку. У людей их было две. Узнав об этой болезни, я понял, что обречен. Мой организм отравлял сам себя. На острове Живых я уже должен был бы умолять протостарцев поместить меня в машину живущих.

Исследование установило, что кровь моя была схожа с людской, но обладала редкими особенностями. Только в одном случае из многих великих дюжин можно было обнаружить человека с подобной мне кровью.

— Не волнуйся, милый АН, — сказала мне Виленоль, дежурившая у моей постели. — У меня именно такая кровь, какую тебе надо. Потому я и пришла к тебе.

Недаром мне казалось, что тоненькая Виленоль так походит на девушек острова Юных. Как просто! Именно тот человек из немногих, чья кровь походит на мою, считает своим долгом прийти ко мне!

— Как? Ты собираешься отдать мне свою кровь? — в волнении спросил я.