Митч Кинкейд.
— Можно организовать отвлекающий маневр, — с улыбкой заметила Тара.
— В каком смысле? — заинтересовался исполнительный директор.
— Ну, не знаю… Устроить какую-нибудь показную суету, с тем чтобы закамуфлировать наши истинные намерения и действия.
— Это мысль, — оценил Митч. — Тара, вы не могли бы оставить нас на минутку?
— Да, Тара. Распечатай мне, пожалуйста, расписание всех круизных рейсов «Рандеву-Лайн» па следующий квартал, — попросил ее Рэнд.
— А ей-то ты полностью доверяешь? — шепотом спросил старшего брата Митч, когда помощница закрыла за собой дверь.
— В этом деле — полностью, — уверил его Рэнд.
— Странно слышать это от тебя, от человека, который никому не склонен верить, — заметил Митч.
— Приходится, брат. Мы работаем в тандеме. На кого же еще мне опереться?
— Ну, это уже другой вопрос… Так значит, доверяешь?
— Да, — решительно подтвердил Рэнд.
— Влюбился? — небрежно спросил Митч.
— Вряд ли такое вообще возможно, — серьезно отозвался старший брат.
— Полагаюсь на твои слова.
— Я созвонюсь сегодня вечером с Надей и изложу ей суть проблемы. Выслушаю ее мнение, оно лишним не будет. После еще раз соберемся и уже конкретно решим, что и в какие сроки предпримем, — отчеканил исполнительный директор.
С увлечением наблюдая за братом, Митч кивнул в знак согласия и не удержался от того, чтобы широко ухмыльнуться.
— Теперь я убедился, что Эверетт не был безумцем, желая твоего возвращения в компанию, и, вероятно, в Таре он тоже не ошибся, сведя вас в очередной раз вместе. Будь я на твоем посту, то действовал бы по прежней устоявшейся схеме. Печалился бы оттого, что одна из линий постепенно превращается из доходной в убыточною, но ограничился бы нейтральными методами… А ты молодец. Сразу углубился в суть…
— Да, да, да… Старик был беспрецедентно мудр, — раздраженно пробурчал Рэнд.
— Можешь сколько угодно издеваться, но это действительно так. После своего первого удара, Эверетт…
— После какого удара? — перебил брата Рэнд.
— После первого сердечного приступа, который случился менее года назад. Доктора тогда впервые диагностировали проблемы с сердцем и назначили ему медикаментозное лечение, благодаря которому он как-то сразу воспрянул. Быстро вернулся к работе… а потом случился второй — смертельный — приступ.
— Почему ты не связался со мной?
— Хотел, но Эверетт настоятельно просил не делать этого. Он надеялся, что однажды ты вернешься сам, без принуждения. Когда будешь к этому готов…
— Приползти обратно, — ехидно договорил за брата Рэнд.
— Видишь ли, в чем тут дело, — медленно произнес Митч. — Ты был, пожалуй, единственным человеком, которого Эверетт искренне уважал. Правда, это стало понятно, только когда ты порвал с семьей. Он не мог говорить о тебе, но и всяческие недовольства в твой адрес категорически пресекал. Отец уважал ту убежденность, с которой ты всегда держался своей точки зрения. Он отдавал себе отчет, что сам на твоем месте поступил бы иначе. Ему казалось, что для Кинкейда ты чересчур терпелив и чувствителен. Но, с другой стороны, он понял, что сокрушить тебя не представляется возможным. Ты перетерпишь и все выстоишь.
— Он это сказал? — недоверчиво спросил Рэнд.
— Он дал это понять незадолго до смерти. Мы как-то схлестнулись с ним в разговоре. Отец был активно недоволен моим подходом к управлению. Стал приводить мне тебя в пример. Конечно, я возмутился. Сказал, как можно ставить в пример того, кто малодушно сбежал от обязательств. А он заявил, что, вот, мол, увидишь, Рэнд вернется и всем еще покажет. Полагаю, так и случилось. — Разоблачить хищения в «Рандеву-Лайн» это не бог весть что, — скромно отозвался Рэнд, явно польщенный. — Любое намерение еще до конца довести нужно. Тогда и будем судить и о моей пригодности и о проницательности старика.
— Возьми перерыв, — безапелляционно распорядился Рэнд Кинкейд, выйдя в приемную ближе к официальному окончанию рабочего дня, которое редко знаменовало собой завершение работы исполнительного директора «КЛК» и его ассистентки.
— Что? — переспросила Тара, приподняв голову над рабочим столом, заваленным всевозможными бумагами.
— Я хочу, чтобы ты устроила себе полноценный перерыв.
— Спасибо, я уже обедала, — отозвалась Тара.
— Рогалик и кофе без отрыва от работы — это не перерыв. Прервись, пожалуйста, а лучше отправляйся домой, — сухо распорядился Рэнд.
— За время нашего отсутствия много дел накопилось, — словно в оправдание своему усердию проговорила девушка.
— Для первого дня ты сделала достаточно. Иди домой, — настаивал исполнительный директор.
— А ты?
— А я задержусь. Хотя… Мы оба заслужили хороший сон, — подумав, решил он.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Пять лет назад Тара Энтони была для Рэнда Кинкейда милой мордашкой и приятным досугом. Теперь они стали товарищами. В деле они были командой, их домашний быт тоже быстро оказался отлаженным, не обременял Рэнда своей рутинностью. Притирка произошла достаточно быстро. Тара видела, когда ему необходимо уединение, и ничем не докучала ему.
И в офисе, и в своей комнате Рэнд большую часть времени отдавал работе. К Таре он мог обратиться по любому поводу. И все-таки ни о безусловном доверии, ни о ценимой комфортности не шло и речи. Для Рэнда такое времяпрепровождение со всех точек зрения было утомительным компромиссом. Он не чувствовал себя свободным. Он томился, отсчитывая время до окончания положенного по завещанию годового срока. Ни долгосрочная работа в «КЛК», ни постоянная жизнь с Тарой его не интересовали. Он хотел выбирать. И вовсе не потому, что Тара или работа были так плохи. Просто Рэнд стремился иметь свободу маневра. Он не терпел принужденности, которая была для него равноценна безысходности.
Рэнд не желал ничего конкретного, не имел определенных личных или профессиональных целей. Он лишь надеялся стать совершенно независимой персоной. Ему всегда казалось, что побег из дома сможет дать ему такое чувство абсолютной свободы. Но этого не произошло. Сам факт разрыва с семьей его подспудно тяготил.
Теперь, когда стало возможным воссоединение с братом и сестрой, когда смерть отца должна была подвести черту под их многолетним очным и заочным противостоянием, Рэнд чувствовал на себе цепи посмертного волеизъявления одиозного старика. Он с нетерпением и потаенным страхом ждал, когда же наступит это истинное освобождение, и считал месяцы, недели, дни…
Не меньше былых невзгод тяготили Рэнда и постоянные мысли о Таре. Он сам оставил эту чудесную девушку пять лет назад, отправляясь поработать в Европу. Он обрек ее переживать в одиночестве тяжелый разрыв, оправдывая себя тем, что с самого начала внушил ей временный характер их связи. Но, столкнувшись с ней в дверях спальни своего отца, он был шокирован, задет до глубины души, он был
