всех, когда-либо созданных.

Вернувшись на лестницу, я оглядел благословенно темный город. Огни притухли и во многих местах обратились в тусклые угли. Я не погасил пожары совсем, только притушил их настолько, чтобы дать горожанам с ведрами справиться самим.

Но работа была сделана только наполовину. Я спрыгнул на крышу и подобрал брошенную половину дранки; она все еще горела. Потом соскользнул по водосточной трубе на землю и побежал по темным улицам, через городскую площадь — к тейлинской церкви.

Я остановился под огромным дубом, который рос перед главным входом и пока еще не расстался с пожелтевшим лиственным убором. Опустившись на колени, я открыл сумку и вытащил промасленный кожаный мешок с оставшейся смолой. Потом вылил на него бутылку бренда и поджег от щепки. Он быстро вспыхнул, сочась едким, сладко пахнущим дымом.

Потом я зажал плоский конец дранки в зубах, подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку и начал карабкаться на дерево. Это было легче, чем лезть по стене, и я забрался достаточно высоко, чтобы легко перескочить на широкий каменный карниз под окном второго этажа церкви. Перед тем как прыгнуть, я отломил от дуба прутик и сунул в карман.

Я прополз по карнизу туда, где висело железное колесо. Лезть по нему было быстрее, чем по лестнице; железные спицы под мокрыми руками казались на удивление холодными.

Забравшись на самый верх колеса, я подтянулся оттуда на плоскую макушку самого высокого в городе здания. Пожаров внизу было почти не видно, а вопли в основном перешли в рыдания и тихий гул поспешных переговоров. Я вытащил изо рта дранку и принялся раздувать ее, пока она снова не разгорелась. Потом я сосредоточился, пробормотал другое заклинание и поднес к огню дубовый прутик. Бросив взгляд на город, я увидел, что стало еще темнее.

Прошла секунда.

Внезапно дуб внизу вспыхнул ослепительным пламенем. Все его листья загорелись одновременно, и он пылал ярче тысячи факелов.

В этой вспышке света я увидел, как в двух улицах от меня драккус поднял голову. Он взревел, выдохнул облачко синего пламени и бросился к огню. Слишком резко повернув за угол, он со всего маху врезался в стену лавки и проломил ее, как картон. Перед деревом он притормозил, снова и снова выдыхая огонь. Вспыхнув, листья дуба быстро гасли, превращаясь в тысячи тлеющих звездочек, отчего дерево походило на гигантский потушенный канделябр.

В тусклом красном свете драккус казался всего лишь тенью. Но я все же разглядел, что он обескураженно озирается: яркий огонь погас — противник пропал. Огромный клин головы мотался туда- сюда, туда-сюда. Я выругался сквозь зубы: драккус был слишком далеко.

Вдруг он принюхался, так шумно, что я расслышал это с крыши, возвышавшейся над ним метров на тридцать. Потом, учуяв сладкий запах горящей смолы, драккус щелкнул зубами. Он не выказал прежней осторожности и буквально набросился на смолу, раздирая мешок широченной пастью.

Я вздохнул поглубже и потряс головой, отгоняя навалившуюся слабость. Совершив два довольно значительных симпатических усилия очень быстро, одно за другим, я чувствовал себя изрядно отупевшим.

Но, как говорится, два без трех не бывает. Я разделил свой разум надвое, потом, с некоторым усилием, натрое. Ничто, кроме тройного связывания, здесь бы не помогло.

Пока драккус работал челюстями, пытаясь проглотить липкий ком смолы, я отыскал в сумке чешуйку и достал из плаща лоденник. Потом четко произнес заклинания и сфокусировал алар. Подняв перед собой чешуйку и лоденник, я стал медленно сближать их, пока не почувствовал, что их тянет друг к другу.

Сосредоточение, фокусировка…

Я отпустил лоденник. Он полетел к железной чешуйке, а под моими ногами фонтаном брызнули камни — огромное железное колесо вырвалось из стены церкви.

Тонна кованого железа рухнула на драккуса. Внимательный наблюдатель мог заметить, что колесо упало быстрее, чем это возможно под действием одной лишь гравитации. Он бы мог также заметить, что колесо упало под странным углом — словно его притянуло к драккусу. Почти как если бы сам Тейлу в гневе швырнул его в чудовище могучей дланью.

Но никто не наблюдал за происходящим. И никакой бог не вмешался в него. Только я.

Поглядев вниз, я увидел драккуса, придавленного огромным железным колесом. Он лежат перед церковью, неподвижный и черный, и, хотя иначе поступить было нельзя, я почувствовал сожаление, что убил бедную тварь.

Долгую минуту я, совершенно измотанный, наслаждался чистым бесконечным облегчением. Осенний воздух был свеж и сладок, несмотря на дым, а каменная крыша церкви приятно холодила мои ступни. Чуть не лопаясь от гордости, я сунул чешуйку и лоденник обратно в сумку, глубоко вздохнул и еще раз посмотрел на спасенный мною город.

И тут же услышал нарастающий скрежет и грохот, крыша подо мной задрожала. Фасад церкви оседал, рассыпался, и я зашатался, словно мир вдруг выскочил из-под моих ног. Я поискал глазами, куда можно безопасно перепрыгнуть, но поблизости ничего не было. Я рванулся назад, но в эту минуту крыша обрушилась каменным дождем.

В отчаянии я прыгнул на обугленный дуб, ухватился за ветку, но она сломалась под моим весом. Я пролетел сквозь ветви, ударился головой и упал во тьму.

Я проснулся в постели. В комнате. В трактире. Остальное прояснилось не сразу: я чувствовал себя так, как будто кто-то шарахнул меня по голове всей церковью.

Я был вымыт и перевязан. Очень тщательно перевязан. Кто-то счел необходимым позаботиться обо всех моих ранах — не важно, насколько серьезных. Белый лен охватывал мою голову, грудь, колено и одну ступню. Кто-то даже промыл и перевязал царапины на руках и ножевую рану, полученную три дня назад, когда Амброзовы наймиты пытались меня убить.

Шишка на голове, похоже, была худшим из всех повреждений: она пульсировала и не давала поднять голову, заставляя мир кружиться перед глазами. Каждое мое движение оказывалось принудительным уроком по анатомии. Я спустил ноги с кровати и поморщился: «Травма глубоких тканей медиально-полонной части правой ноги». Сел: «Сильное сдавление хрящей нижних ребер». Встал: «Небольшое растяжение суб… транс… демоны, как там это называется?» Я представил себе нахмуренные брови Арвила за круглыми очками.

Моя одежда оказалась выстирана и зачинена. Я натянул ее, двигаясь как можно медленнее, чтобы не пропустить ни одного возмущенного сообщения из тех, что посылаю мне тело. Порадовался, что в комнате нет зеркала, подозревая, что выгляжу совершенным калекой. Повязка вокруг головы сильно меня раздражала, но я решил ее не снимать. Судя по ощущениям, она единственная была способна удержать мою голову от рассыпания на части.

Потом я подошел к окну. Небо было затянуто облаками, и в сером свете город выглядел ужасно — все покрывали сажа и пепел. Лавка через дорогу походила на кукольный домик, растоптанный солдатским сапогом. Люди передвигались медленно, осторожно пробираясь между обломками. Облака висели так плотно, что я не мог понять, какое сейчас время суток.

Я почувствовал слабое движение воздуха — открылась дверь — и повернулся. В проеме появилась