торжество. Да, он умел укрощать их, этих молодых людей, умел заставить их подчиняться. Епископ, наверное, знает, как хорошо он с ними справляется, недаром посылает их так много, одного за другим. И отец Кезер широко ухмылялся своей угрюмой усмешкой.

Вдруг, совершенно неожиданно, Фрэнсису пришла в голову мысль, захватившая его с неодолимой силой. Конечно, это был очень слабый шанс, но все же, может быть, он будет успешным. Его бледное лицо слегка порозовело, и он едва сдержался, чтобы не вскрикнуть от волнения. Усилием воли Фрэнсис заставил себя успокоиться. Он думал: «Я попытаюсь, я должен попытаться… сразу же после отъезда тети Полли…»

Он давно уже условился с Полли, что она приедет к нему с Джуди на каникулы в последней неделе июня. Шейлсли, правда, далеко не курорт, но он расположен в возвышенной местности, и воздух тут чистый. Свежая весенняя зелень прикрыла его наготу недолговечной своей прелестью. Фрэнсису очень хотелось дать Полли возможность отдохнуть, она вполне это заслужила. Последняя зима была очень тяжелой для нее и физически, и материально. Тадеус Гилфойл, по ее собственному выражению, «разорял» «Юнион», выпивая больше, чем продавал, скрывая доходы и стараясь прибрать к рукам остатки таверны. Хроническое заболевание Нэда приняло новый оборот, вот уже год, как он не владел ногами и совершенно отошел от дел. Теперь Нэд был прикован к своему креслу на колесах, а в последнее время стал совершенно безответственным и неразумным. Иногда им овладевали какие-то нелепые фантазии — он рассказывал ухмыляющемуся льстивому Тадеусу о своей паровой яхте, о своем частном пивном заводе в Дублине. Однажды, улизнув от присмотра Полли, он с помощью Скэнти — гротескное было зрелище, их передвижение — добрался на своем кресле до магазина в Клермонте и заказал себе две дюжины шляп. Доктор Таллох, вызванный по настоянию Фрэнсиса, сказал, что такое состояние больного вызвано не ударом, а опухолью в мозгу. Он же нашел мужчину, который остался сидеть с ним вместо Полли.

Фрэнсису, разумеется, очень хотелось поселить Джуди и тетю Полли в комнате для гостей в доме священника, но отношение к нему отца Кезера делало просьбу об оказании им гостеприимства невозможной. (Сам же Фрэнсис нередко мечтал о том, что у него будет собственный приход и тетя Полли будет вести его хозяйство, а он сможет сам заниматься воспитанием Джуди). Фрэнсис нашел для них удобную комнату у миссис Моррисон, и 21-го июня тетя Полли и Джуди приехали. Когда он встречал их на станции, что-то вдруг кольнуло его в сердце. Полли, несгибаемая, храбрая Полли, шла от поезда ему навстречу, ведя за руку, маленькую девочку с блестящими темными волосами. Когда-то тетя Полли так же водила крошку Нору.

«Полли, милая Полли», — прошептал он неслышно.

Она мало изменилась, разве что одежда стала чуть потрепанной, да исхудалые щеки чуть больше ввалились. На ней было все то же короткое пальто, те же перчатки и шляпа. Полли никогда не тратила на себя лишнего пенни, всегда только на других. Она заботилась о Норе, о нем, о Нэде, а теперь заботится о Джуди. Полли всегда была полна самоотверженности. Фрэнсису стало трудно дышать. Он шагнул вперед и крепко обнял ее.

— Полли, я так рад видеть тебя… ты… ты… ты неизменная.

— Ах, Боже мой! — она рылась в сумочке, отыскивая носовой платок. — Здесь так ветрено, и что-то попало мне в глаз.

Фрэнсис взял их обеих за руки и повел к ним на квартиру.

Он старался изо всех сил, чтобы им было хорошо. Вечерами они с Полли вели долгие разговоры. Ее гордость за него, за то, кем он стал, была просто трогательна. Своим трудностям она не придавала значения, но одно ее беспокоило, и Полли не скрывала этого — Джуди. С девочкой ей было трудно.

Джуди было теперь десять лет. Она посещала школу в Клермонте. У нее был сложный характер, сотканный из противоречии. Девочка казалась непосредственной и открытой, но в душе была подозрительной и скрытной. У себя в комнате Джуди собирала всякий хлам и тряслась от злости, если его кто-нибудь трогал. Она мгновенно загоралась чем-нибудь и столь же быстро остывала. Иногда на нее нападали робость и нерешительность. Девочка совершенно не умела сознаваться в своих проступках и многословно врала, силясь скрыть их. Когда же ей намекали, что она лжет, Джуди разражалась потоком негодующих слез.

Видя все это, Фрэнсис приложил немало усилий, чтобы завоевать ее доверие. Он часто приводил девочку к. себе, и в доме священника она, с присущей детям беззастенчивостью, чувствовала себя совершенно свободно, часто заходила в комнату отца Кезера, залезала на его диван, трогала его трубки и пресс-папье. Это очень смущало Фрэнсиса, но поскольку настоятель не протестовал, он не одергивал ребенка.

В последний день их каникул, когда Полли пошла прогуляться, а Джуди забилась в угол с книгой картинок в комнате Фрэнсиса, раздался стук в дверь. Это была мисс Кэфферти. Она сказала Фрэнсису:

— Его преподобие хочет сейчас же видеть вас. Фрэнсис поднял брови при этом неожиданном требовании.

В словах экономки прозвучало что-то зловещее. Он медленно встал.

Отец Кезер, стоя, ожидал в своей комнате. Впервые за несколько недель он прямо взглянул в лицо Фрэнсису.

— Эта девочка — воровка.

Фрэнсис не ответил, но почувствовал внезапную пустоту в желудке.

— Я доверял ей, я позволял ей играть здесь, — продолжал отец Кезер. — Я думал, что она хорошая малышка, хоть… — Кезер сердито замолчал.

— Что она взяла? — помертвелыми губами выговорил Фрэнсис.

— Что обычно берут воры? — старший священник повернулся к камину, на котором выстроились в ряд маленькие столбики монет, по двенадцать пенни в каждом, которые он сам заботливо обернул белой бумагой. Отец Кезер один из них.

— Она крала деньги, собранные в церкви. Это хуже воровства — это симония[24]. Посмотрите.

Фрэнсис осмотрел сверток. Он был вскрыт и неловко закручен сверху. Трех пенни не хватало.

— Почему вы думаете, что это сделала Джуди?

— Я не дурак, — резко перебил его отец Кезер. — Уже целую неделю у меня пропадают пенни. Каждый медяк здесь помечен.

Не говоря ни слова, Фрэнсис повернулся и пошел к себе в комнату. Настоятель последовал за ним.

— Джуди, покажи мне твой кошелек.

Джуди вздрогнула, как от удара, но быстро оправилась и сказала с невинной улыбкой:

— Я оставила его у миссис Моррисон.

— Нет, он здесь.

Фрэнсис наклонился и взял кошелек из ее кармана. Это был новый вязаный кошелек, подаренный ей тетей Полли перед каникулами. С упавшим сердцем Фрэнсис открыл его. Там лежали три пенни, каждое было помечено крестом.

Отец Кезер посмотрел на него с негодованием и торжеством.

— Что я вам говорил!? Ах ты, маленькая дрянь! Воровать у Бога! На нее за это следовало бы подать в суд. Если бы я за нее отвечал, я бы тут же отвел ее в полицию.

— Нет, нет, — зарыдала Джуди. — Я хотела положить их обратно, правда же, хотела.

Фрэнсис был очень бледен. Это было ужасно. Он собрал все свое мужество и спокойно сказал:

— Очень хорошо! Мы пойдем в полицию, и я немедленно заявлю об этом сержанту Гамильтону.

Джуди была уже близка к истерике. Ошеломленный отец Кезер проворчал:

— Хотел бы я посмотреть на это.

Фрэнсис надел шляпу и взял Джуди за руку.

— Идем, Джуди. Ну, будь же мужественной. Мы пойдем к сержанту Гамильтону и скажем ему, что отец Кезер обвиняет тебя в краже трех пенни.

Пока он вел девочку к двери, замешательство, а затем и испуг отразились на лице отца Кезера. Он погорячился и сказал лишнее. Сержант Гамильтон, ярый протестант, не слишком жаловал его: в прошлом между ними было немало ожесточенных стычек. А теперь еще это дурацкое обвинение… он уже видел себя посмешищем всего поселка.