Света: Я в будущем увидела результат: если я сделаю выбор, то это будет тот же выбор, который я бы сделала раньше.

Эрнест: Тем не менее Вы считаете, что это правильный выбор?

Света: Наверное, да.

Эрнест: Часто нам приходится принимать решения, о которых мы жалеем. Но мы принимаем решения. Это жизнь. И для того, чтобы это делать, требуется определенное мужество. Если я так сделаю, то я встану на другой путь, на ступеньку выше в своем развитии — и в личном, и в профессиональном. Такое впечатление, что я буду не прозябать, а действительно жить. Вы чувствуете удовлетворение от своего решения?

Света: Я не могу сказать, что на 100%. Потому что есть чувство жалости. И все-таки неизвестно, как будет. Все относительно.

Эрнест: Безусловно. Мы не можем принять наилучшее решение, исходя из того, что знаем. Я лично чувствую удовлетворение от того, что Вы здесь проделали. Мне кажется, что Вы тоже удовлетворены?

Света: Да, легче стало.

Эрнест: Следует ли нам задать вопрос Вашему бессознательному, удовлетворено ли оно? Вы понимаете, как важно терапевту не прерывать этот процесс? Как долго, Вы думаете, продолжалась эта работа?

Света: Приблизительно 25 минут.

Эрнест: Так оно и было. Закончим на этом или позволим задать вопросы Вам? Можно задавать вопросы. Светлана, Вы решили свою проблему?

Света: До этого я знала, что нужно так поступить, но ресурса не было. А сейчас я поняла. Мне было очень тяжело, но сейчас есть силы для решения проблемы.

Эрнест: Вы видите, как я помог ей получить доступ к этим ресурсам, даже не произнося этого слова. Стоит ли терапевту менять ощущения пациента? Никогда. Потому что ощущения пациента — это очень важные сигнальные системы. Кто из нас достаточно мудр, чтобы направить в другую сторону ощущения пациента? Мне хотелось бы знать, что именно Вы чувствовали во время Вашей внутренней работы?

Света: Это были ощущения и картинки. А картинки я определяю по ощущениям. Я руками чувствовала: вот это уходит от меня, это уходит, а вот это остается.

Эрнест: Вы слышали, чтобы я предлагал ей рассматривать какие-то визуальные образы? Никогда. Конечно, интересно впоследствии задать такие вопросы и посмотреть, какие модальности были задействованы в этой работе. А представьте себе, что я даю ей указание что-то увидеть, а она мне отвечает: «Ой, извините, доктор, мне это так сложно, я не могу, я не умею». Существуют целые направления, целые школы, которые как бы предписывают зрительные образы. Таков их способ излечения. И есть достаточно исследований, которые подтверждают, что это действительно полезный этап. В этом тоже должно быть какое-то рациональное зерно. Многие используют зрительные образы для разрешения своих проблем. Но я не решаюсь сказать пациенту, что он должен делать и испытывать, в надежде на то, что он не смутится и не скажет: «Доктор, я этого не умею». Мне интересно узнать вот что. Когда вам сказали «Постарайтесь продумать это, у вас это как-нибудь осталось?..»

Света: Я об этом и так думала. То есть не то чтобы думала…

Эрнест: Я-то знал, что в ней продолжается работа, и слова эти произносил для аудитории. Когда я работаю индивидуально, то стараюсь говорить как можно меньше. Но когда я работаю для аудитории, то использую какие-то стандартные фразы для пояснений. Во многом эта работа связана с умением считывать минимальные реакции пациента. То, что в ней продолжается работа, было видно по неосознанному движению ресниц. Разве всем нам не приходится ощущать или видеть, как наши руки двигаются, как бы стараясь что-то нащупать? И одно из преимуществ данного подхода состоит в том, что у терапевта есть возможность наблюдать сигналы пациента, его движения, язык его тела. У вас есть еще вопросы?

Вопрос: Вы интерпретировали каким-нибудь особым образом движения рук?

Эрнест: Я никогда не интерпретирую поведение рук. Я воспринимаю это как сигнал продолжающейся работы. Конечно, когда руки двигаются полубессознательным, не механическим образом, они отражают какие-то процессы, происходящие в мозге. Но иногда в этом невольном движении действительно проскакивает что-то значимое. Все эти глубокие и таинственные процессы, происходящие в мозге, которые пытались распознать Фрейд и Юнг, каким-то образом отражаются в определенных реакциях, сигналах. И по мере того, как вы получаете опыт в работе с этим подходом, вы можете задать пациенту такой вопрос: как вы думаете, в какой степени движения ваших рук были осознанными, а в какой это было невольное подсознательное движение? Как бы вы оценили это движение, в какой степени оно было сознательным, а в какой — произвольным?

Света: Я не контролирую.

Эрнест: Ну, как обычно, я ошибся. Видите, через 20 лет работы я все еще ошибаюсь. Ну что, я действительно такой глупый? На самом деле, когда я учился в третьем и четвертом классе, некотороые считали, что я умственно отсталый. Но по закону штата, где я учился, ребенок должен был сдать экзамен на чтение. Тут у меня результаты оказались очень высокие, и тогда все поняли, что я не могу быть умственно отсталым — у меня просто другие реакции, другие речевые манеры. Таким образом меня не отдали в специальную школу.

Конечно, вы можете поиграть в подобные игры сами с собой и посмотреть, насколько вы умны. Вначале я получил психоаналитическое образование фрейдовской школы, затем учился теории Юнга, а потом стал председателем совета Ассоциации юнгианской терапии в Америке. И когда я анализировал, интерпретировал поведение пациента с юнгинской точки зрения, мне это удавалось очень хорошо, я был очень успешен, и все считали, что все замечательно.

Все время я проводил в наблюдении за пациентом, не говоря ни слова, четко отслеживая его движения и слова. А затем я вдруг произносил несколько фраз в моей интерпретации, и мои пациенты взахлеб говорили: да, вот именно, так и есть. Несколько лет такой работы — и я уже нисколько не сомневался в том, насколько гениально я все оцениваю.

Затем я проработал несколько лет с Эриксоном и стал проходить через очень болезненный процесс ломки. Потому что в тот момент, когда я, казалось, уже был готов выдать какую-то интерпретацию, я сам себя останавливал и переформулировал свою интерпретацию в вопрос, на который могло дать ответ бессознательное моего пациента. Представьте себе, какое унижение! Я понял, что когда я позволял бессознательному пациента самому дать ответ, то практически всегда ошибался в своих интерпретациях. Не то, чтобы я совсем ошибался, в общем, я рассуждал правильно, но никогда с такой точностью и глубиной, как показывало подсознание моего пациента. Могу сказать, что мои суждения могут быть правильными на 25%.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, по каким признакам Вы поняли, что подсознание Светы решило проблему, или Вы не делали таких выводов?

Эрнест: Нет, я не делал таких заключений. Конечно, когда она открыла глаза, я предположил, что она закончила эту работу. Но наверняка я не знал, поэтому свою догадку я переформулировал в вопрос и задал его еще раз. Сначала я спросил, могу ли я вообще задать вопрос ее бессознательному.

А затем я использовал то, что называю базовой формой доступа к гипнотическому состоянию. Обычно эта процедура разделяется на три части. Когда ваше бессознательное готово проделать такую-то работу и готово ли оно мне дать бессознательный произвольный сигнал?

И вот я сказал: «Если ваше бессознательное готово проделать дополнительную работу, закроются ли сами ваши глаза?» Помните, когда мы выполняли групповое упражнение, я сказал: «Если ваше бессознательное готово работать над проблемой, которую вы переживаете сейчас, сойдутся ли вместе ваши руки?» А затем я сказал: «Если ваше бессознательное готово получить доступ к ответам на этот вопрос, пойдут ли вниз ваши руки?» И наконец, третий вопрос: «Если ваше бессознательное готово рассмотреть