Шэрон Уэттерли

Прекрасная защитница

Аннотация

Шэрон Уэттерли

Прекрасная защитница

1

За стеклом высокого окна кафе уже сгущались сумерки лондонского вечера, и Элизабет Смолвуд, которая всегда любила это время суток, с удовольствием смотрела на улицу, потягивая коктейль из высокого бокала. С последними лучами солнца начался неуверенный, как будто извиняющийся перед людьми дождик, оставляющий на стекле длинные потеки воды, похожие на ручейки слез. Далекий закат уже скрыли высотки, но небо между ними еще отливало благородным пурпуром. Рдеющие вдалеке фонари освещали в основном проезжую часть улицы, оставляя тротуары в полумраке. Свет от фонарей, освещавших входы в магазинчики, пабы и кафе, робкими полукруглыми пятнами ложился на асфальт, выхватывая из полутьмы силуэты прохожих.

Лиз нравилось наблюдать за жизнью Лондона — после тихого оксфордского бытия он казался ей похожим на огромный муравейник, наполненный людьми и событиями. Девушка могла только догадываться, по каким делам спешат прохожие под моросящим дождем. Ей нравилось фантазировать, представляя себе, как проведет остаток дня тот или иной человек, на секунду мелькнувший в мокром проеме окна. Кто–то из них торопился скоротать вечер после рабочего дня в ближайшем пабе. Кому–то предстоял званый ужин с женой, детьми и соседями — с непременными разговорами о погоде, разглагольствованиями о международной политике и бурным обсуждением последних скачек. Ну а кто–то собирался окунуться в ночную жизнь Лондона, которая сейчас только пробуждалась, встряхивалась и приходила в себя после дневного отдыха, и до самого утра отплясывать в каком–нибудь клубе, слушать концерт хриплоголосой певички, окидывая оценивающим взглядом проходящих мимо хорошеньких девушек, или играть в бильярд…

— Лиз, дорогая… — Высокий импозантный мужчина, подошедший к столику кафе, дежурно чмокнул девушку в щечку и тут же устроился напротив. — Прости за безобразное опоздание — меня задержал один зануда, отбиться от которого никак не получалось.

— Разве можно так говорить о клиентах? — делано возмутилась она. — Не забывай, Марк, что именно они — источник твоего благополучия. И моего, кстати, тоже — во всяком случае, в ближайшей перспективе.

— Лиззи, ты прямо как моя матушка! — улыбнулся он.

— По–твоему, это комплимент — после всего, что ты мне о ней рассказывал? — Она возмущенно закатила глаза, а ее визави весело расхохотался.

Пока Марк Уотсон смеялся, Элизабет разглядывала его из–под опущенных ресниц. Нет, все–таки ей сказочно повезло — это никто не стал бы оспаривать. Как говорили ее однокурсницы в Тринити–колледже, она была «счастливицей, подцепившей самого завидного холостяка Оксфорда». Марк Уотсон был молодой «звездой» университета, довольно редко, впрочем, бравшейся за ведение того или иного студента. Поэтому он принадлежал Оксфорду только отчасти — лишь как приходящий преподаватель. Но Элизабет все же считалась редкой счастливицей, которой удалось «поймать на крючок» самого Марка Уотсона.

В Оксфорде о нем говорили не иначе как с придыханием. Как же, как же, ведь он был младшим сыном знаменитого Ричарда Уотсона, лорда Бенсингтона, блестящего историка, бывшего тоже когда–то преподавателем в Оксфорде, и по совместительству владельца весьма процветающего бизнеса! Правда, Марк был младшим сыном, семейными делами занимался его старший брат. Однако у молодого Уотсона не было необходимости заводить собственное дело — отцовский титул и капиталы давали ему возможность жить в свое удовольствие, не заботясь о хлебе насущном. Но эта «молодая легенда» Оксфорда покинула родительский дом сразу после получения диплома юриста. А уже через несколько лет Марк Уотсон стал известным лондонским солиситором, параллельно преподававшим в любимом университете. Несколько громких юридических побед, подготовленных лично Марком, сделали его суперпопулярной фигурой, когда ему не было еще и тридцати. Потом стало казаться, что любое дело, которое попадает в руки Уотсона, обречено на успех.

Но не его юридические успехи заставляли студенток восторженно вздыхать, завидев Марка Уотсона. Он был поразительно хорош собой — словно ожившая картина пера художника эпохи Возрождения. Густые каштановые волосы касались завитками широких плеч, карие глаза взирали на мир с легкой усмешкой, всегда выбритый до идеальной гладкости мужественный подбородок слегка смягчала насмешливая ямочка посередине. Ему шел любой костюм — от спортивной футболки до смокинга, а на его мускулистых ногах одинаково хорошо смотрелись как деловые брюки, так и бриджи для верховой езды, в которых Марк появлялся в Оксфорде во время охотничьих сезонов. В общем, адвокат Уотсон был признанным «чудом природы».

Сидя за столом напротив него, Лиз Смолвуд с удовольствием разглядывала это «чудо», увлеченно расправлявшееся с бифштексом. Они встречались уже почти два года, но она все время удивлялась, почему он выбрал именно ее. Нет, двадцатипятилетняя Элизабет Смолвуд не сомневалась в собственной привлекательности. Оливковая кожа в сочетании с редкой гибкостью изящного тела делала ее похожей на египетскую царицу, шапка иссиня–черных волос спускалась на плечи крупными волнами, а за зеленые кошачьи глаза Марк даже прозвал ее именем прекрасной египетской богини–кошки — Бастет. Но Уотсон слыл настоящим затворником, совершенно не восприимчивым к чарам студенток, которые ходили за ним буквально по пятам, ежеминутно выражая готовность оказаться в его постели и даже посвятить ему всю жизнь. И его роман с Элизабет стал настоящей сенсацией не только для Тринити–колледжа, но и для всего Оксфорда.

Впрочем, пока он читал у нее лекции и принимал научные работы, они скрывали свои отношения. Это могло бы чрезвычайно дурно сказаться на репутации Марка. Даже окончив курс у Уотсона и перейдя на обучение к другим специалистам Оксфорда, Элизабет опасалась, что кому–нибудь из профессоров может не понравиться то, что они встречаются. Большинство преподавателей, когда правда выплыла наружу, при встрече с мисс Смолвуд разглядывали ее с неодобрительным любопытством, но ни ей, ни Марку никто ничего не сказал. Правда, они встречались тайно почти два года, пока кто–то из преподавательского состава не застукал их в театре. А к тому моменту, как их «рассекретили», Элизабет оставалось доучиться каких–то несколько месяцев. Марк шутливо утешал ее тем, что никто не посмеет ничего сказать сыну лорда Бенсингтона — пусть даже и младшему. Тем не менее нервничала девушка изрядно и теперь была рада, что все наконец позади.

— О чем думаешь, красавица? — Марк приподнял бокал с вином и выжидающе посмотрел на девушку. — Надеюсь, мысли приятные?

— О том, что благополучно осталось позади, — призналась Элизабет. — Честно говоря, последний год обучения меня чуть не доконал. К счастью, закончился один из весьма важных и сложных этапов моей жизни.

— Ты так считаешь? — засмеялся он. — На самом деле все только начинается. Пройдет каких–нибудь полгода — и ты начнешь страдать и плакать по поводу того, как хорошо тебе было, пока ты всего лишь училась.

— Приятная перспектива, ничего не скажешь, — усмехнулась Лиз. — Остается только надеяться, что ты