Он предал ее.
Он немел от осознания чудовищности своего деяния. Так мог вести себя только человек с каменным сердцем.
Но какой фат не найдет в себе мужества встать перед виселицей с бравым видом и цветными лентами у колена? Даже если душу этого человека сотрясает страх, он, презрев его, бросит дерзкий вызов судьбе. Цветного шелка Олден Грэнвилл Строн, лорд Грейсчерч, имел в избытке и долгие годы смеялся над этим презренным миром.
«Ее супруг жив».
Стало быть, придется оставить ее, как всех других, столь многочисленных женщин, и вернуться в Лондон с его удовольствиями.
Но если все так просто, тогда откуда взялось это тягостное чувство? Почему так жжет под закрытыми веками, будто он вот-вот расплачется, как ребенок?
Олден закончил купание в диком бешенстве. Чтоб им пусто было, всем этим докторам! Порезы на руке, его главной руке, вновь начали кровоточить. Черт побери, как он будет фехтовать? Ему требовалась перевязка. Облачившись в длинный халат, он прошел к окну и раздернул в стороны шторы. По стеклу бежали дождевые потоки. Ветер громыхал рамами. Отвратительная ночь.
Что сейчас делает Джульетта? Лежит в своей узкой кровати в Мэнстон-Мингейт и поливает его ругательствами?
Видимо, так. В отчаянии Олден вдруг пожелал себе со свирепой жестокостью, чтобы эти ругательства оказались действенными. Может быть, они препроводят его в ад? Или он уже сам приговорил себя к аду ужасной игрой в карты, пьянством и всеми своими «штучками»?
«В моем представлении – потеряли обе стороны, сэр. Просто вы более самолюбивы, только и всего. Вы быстрее видите приближение конца и поэтому спасаетесь первым. Несомненно, так в действительности было и с Марией. Вам никогда не хватало мужества, чтобы рисковать чем-то еще, кроме собственной гордыни».
Он содрогнулся, подумав о риске. О том риске, на который он был готов пойти, чтобы избавить Джульетту от лорда Эдварда. Но в конечном счете не спас никого и ничего, даже свое самолюбие.
«Ее супруг жив».
Олден распахнул окно и вдохнул напоенный дождем воздух. Неожиданно его внимание привлекло какое-то движение. Кто-то метнулся через лужайку. Сквозь сплошную водную завесу было трудно увидеть что-либо. Но даже в стремительно наступающей темноте он различил маленькую фигурку и бешено работающие ноги.
Он резко повернулся и позвонил в колокольчик. В дверях появился слегка смущенный лакей. Это быт тот самый слуга, что выполнял распоряжения доктора.
– Милорд…
– К дому бежит мальчик. Я хочу немедленно поговорить с ним.
– С мальчиком, милорд?
– Да, да! Сколько раз повторять? Веди сюда парня. Немедленно!
– Слушаюсь, милорд.
Слуга поклонился и удалился.
Олден вышагивал взад-вперед по спальне.
Через несколько минут дверь отворилась.
– Ну и ну! Прямо мокрая курица. Входи, дружище. Усаживайся. Голодный?
Подросток, тяжело дыша, закивал. Намокшая шапка превратилась в бесформенный ком. Вода сбегала с его плаща и лужицей скапливалась у ног.
Олден дал знак слуге:
– Пищу и горячее питье. Добавишь в него бренди. И принеси сухую одежду.
Слуга засопел и вышел. Мальчик снял свою шапку и поморщился. Он все еще тяжело дышал. Было видно, как вздымаются его худенькие плечи. В первую минуту он не мог говорить.
– Садись сюда. – Олден указал на кресло возле камина. – Отдышись и расслабься. Потом расскажешь, почему мастер Джемми Брэмби в такую бурю бежал пятнадцать миль из Мэнстон-Мингейт. Что бы там ни было, несколько минут погоды не делают.
Мальчик с шумом втянул воздух и скривил веснушчатое лицо, вытирая тыльной стороной кисти воду и слезы. Олден протянул ему носовой платок, наблюдая, как Джемми собирает им не только влагу, но и грязь.
Вернулся слуга с подносом.
Олден заставил себя набраться терпения. Он подождал, пока мальчик отопьет горячей жидкости и откусит кусок пирога.
– Ну, парень, если ты можешь есть, значит, можешь говорить. Давай выкладывай. У тебя есть послание ко мне?
– Сестра сказала, чтобы я бежал к вам, милорд, – проговорил мальчик. – Ее выгнали.
– Тилли выгнали?
Джемми замотал головой.
– Миссис Джульетту Ситон! Теперь у нее больше нет дома. Сегодня днем приезжали какие-то мужчины