ударяюсь в слезы, потому что, выходит, обманул ничего не подозревающих людей. Маме удается успокоить меня, лишь когда она сообщает, что по телефону связалась с соседкой: та живет в домике рядом с нашим и передаст, что я приеду с опозданием.
Таким я был от рождения. Таким и остался бы. Если бы не Маркофьев.
Но чтобы постичь и воспринять его уроки, потребовалась целая жизнь.
Дураки бывают круглые и не очень. Важно понять, к какой категории вы принадлежите.
У не очень круглого дурака есть надежда исправиться, шероховатостью своей зацепившись за неровность действительности. У круглого дурака шансов мало. Он катается по жизни, практически никак с ней не соприкасаясь, оставаясь вещью в себе. Круглый дурак живет среди придуманных им людей, в мире придуманных им отношений и поклоняется своим собственным идеалам и ценностям, которые для других идеалами и ценностями вовсе не являются.
Возьмите любую пришедшую на ум мудрость. Например: «Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь». И осмыслите ее всесторонне.
Глава вторая
НЕТЕРПЕНИЕ СЕРДЦА
В четыре я был на ногах, в половине пятого начавший брезжить рассвет застал меня на пути в аэропорт. В моторе что-то постукивало, и гнать на скорости я боялся, тем более, вернуть машину родителям предстояло в самые ближайшие дни. Шоссе было пустынным, лишь два такси и «мерседес» с запоминающимся номером 01–01 обогнали меня, а навстречу проехали три автобуса-экспресс и фургон «Хлеб», видно, доставивший свежую выпечку в буфеты и ресторан аэровокзала.
Едва я вошел в мраморный вестибюль ожидания, объявили о прибытии рейса. Еще через пятнадцать минут в стеклянные двери втекла группка людей, центром ее был сияющий, гладко выбритый и загорелый Марко-фьев. Его встречала куча неизвестного мне народа, не хватало только оркестра. От общей массы отделилось юное долговязое существо с разметанными по плечам льняными волосами. Стуча каблучками по мрамору, девушка подбежала к Маркофьеву и повисла у него на шее. Маркофьев ее поцеловал, а потом направился ко мне и поздоровался за руку.
— Все нормально? — спросил он. И, не дожидаясь ответа, проследовал мимо.
Пропустив девушку вперед, он сел в черный «мерседес» 01–01, который, мягко взяв с места, мгновенно исчез из вида, следом устремилась кавалькада машин попроще, а я потрюхал к своему, а, точнее, родительскому «жигулю», чье внутреннее нездоровье ощущал как свое собственное.
Доехав до города, я не удержался и затормозил возле телефона-автомата. Маргарита сама сняла трубку.
— Ну, что, встретил его? — в голосе ее слышалось страдание. -
— Встретил, — сказал я.
— Он… изменился?
— Да. Загорел.
— Ты его ненавидишь? Я не ответил.
Слышно было: нервно лаяли тонко чувствовавшие настроение хозяйки собаки — Джой и Джек. Сенбернар и овчарка. Выросли из подаренных Маркофьевым моей дочери щенков.
— Как там Катя? — спросил я.
— Ждет… Что он к нам заедет. Знаешь, она ведь называет его отцом. Мы обе его ждем.
Я вспомнил долговязое льняное существо, повисшее у Маркофьева на шее, но вслух ничего произносить не стал.
Потому что если не раскрутите мужчину ДО того, как он получит от вас то, чего хочет, то ПОСЛЕ уже поздно его о чем-либо просить. Коронные слова Маркофьева в общении с девушками были: «ЗАВТРА ВСЕ БУДЕТ ПО-КОРОЛЕВСКИ».
Сегодня нет денег, нет возможностей пойти в ресторан, поехать на такси, но вот завтра…
На вступительных экзаменах в институт по письменной математике кто-то ткнул меня кулаком в спину. Я оглянулся. И сразу узнал его: толстенького, розовощекого, повзрослевшего.
— Дай списать, — попросил он.
Шагавший по залу педагог зорко за всеми наблюдал. Рискуя быть застигнутым, я все же передал свой черновик.
На устном экзамене повторилось то же самое. Опять я подсказывал Маркофьеву, а сам волновался и не успел подготовиться. В результате за письменную работу я получил «тройку», а он «четверку», за устный ответ он получил «пять», а я — «три». А вот экзамен, на котором мы разминулись, он завалил. И вечером приехал ко мне — просветленный и весь какой-то мягко сияющий.
Мы пили чай, а потом вышли на балкон. Стояли, положив руки на перила, и любовались закатом.
— В институт небось родители устроили? — вдруг спросил он. И, не дождавшись ответа, закричал. От его крика, кажется, вздрогнул не только я, мелко задрожали даже листья