Маргарита позвонила за полночь.

— Учти, — сказала она. — От того, как ты встретишь своего друга, зависит многое. — Мне показалось, она всхлипнула. — Пойми. Твой друг находился в тяжелых условиях. Пока мы здесь наслаждались свободой, — она произнесла это слово с нажимом, выделила его, — он там, в одиночестве…

— В одиночке, — не слишком уклюже пошутил я. Впрочем, мне было невесело.

Наверно, Маргарита поморщилась. Во всяком случае долгой паузой осудила мою бестактность. Но потом, видимо, справилась с собой и как ни в чем не бывало продолжила:

— С годами, ты знаешь, друзей не прибавляется. Настоящих друзей. — Она опять напирала интонацией, что раньше ей было несвойственно. — С каждым может случиться. Ну и подумаешь: отбыл срок…

— Он увел у меня жену… — начал я. Она ответила легким звенящим голосом:

— Никто меня не уводил. Я сама ушла. Послушай, если моя просьба для тебя что-то значит… Надо поехать в аэропорт и встретить его.

К мысли о написании Учебника Жизни я пришел не сразу. Первоначальный замысел был — создать житие мудреца и пророка, теоретика и практика, величайшего знатока человеческой природы, всех ее слабостей и вершин мятежного духа, героя нашего и, подозреваю, всех последующих времен и народов, гениальнейшего философа, чье имя не может не быть и должно быть увековечено в веках… Маркофьев… Это о нем, скромнейшем из скромнейших, простом и доступном, и в то же время таком удивительно сложном, возвышенном, дерзком, — в связи с его большой личной занятостью и невозможностью непосредственно поведать историю собственной жизни — слагаю я песнь песней, труд, основанный на известных всем фактах и дополненный моими сугубо индивидуальными свидетельствами и наблюдениями. Кому как не мне, ближайшему сподвижнику и соучастнику и самых громких его побед и свершений, и самых первых, робких еще шагов к головокружительному успеху — взять на себя смелость и почетную обязанность, выполнить славную миссию и поведать миру, обрисовать, пусть грубыми, пусть пока еще приблизительными штрихами светлый образ этой глыбы, скалы, камня, на котором, как знать, быть может, будет построена, будет зиждиться вся грядущая цивилизация.

— Кто придумал, что человек непременно должен посадить дерево, построить дом и вырастить ребенка? — часто вопрошал Маркофьев. И, оглушительно хохоча, отвечал: — Лично я, когда получил дачный участок, срубил больше двадцати деревьев. И спалил стоявший там дом…

Про детей он рассуждал с присущей ему всегдашней ласковой доброй улыбкой:

— В любой ситуации надо делать ставки. Чем больше ставок — тем больше шанс выиграть. Чем больше наплодил, рассеял по свету отпрысков, тем больше надежд, что слава твоей фамилии, твоего рода умножится в веках! Да разве так уж трудно — наплодить их побольше? Каких особых усилий это требует?

И еще он говорил:

— Не врать? Совсем не врать? Какая кошмарная жизнь тогда наступит! Это значит: заставить сложнейший механизм бытия работать без смазки. Очень скоро рычаги и шестеренки раскалятся докрасна и придут в полнейшую негодность. Вместе с враньем исчезнет красивый флер, которым окутана наша жизнь, исчезнет маскировка истинных мотивов наших поступков. Попробуй, обнажи, оставь голым каркас человеческих интересов… Сойдешь с ума! Мужчина вместо ухаживаний будет сразу тянуть женщину в койку, партнер сразу, без предварительных переговоров, будет хватать своего компаньона за горло… Уже из приведенных суждений ясно, почему именно Маркофьева, светоча и кумира, ученого и художника, мужа многих жен и отца многих детей, я решился поставить в центр своего повествования.

Ибо не только сказанное, но даже и не произнесенное этим удивительным человеком, каждый его жест, улыбка, движение губ, глаз, бровей исполнено глубокого смысла и имеет непреходящее значение уже сегодня, а со временем, я уверен, обретет еще большую ценность. Будет представлять поистине неисчерпаемый кладезь мудрости для тех, кто возьмется изучать наследие этого колосса, гиганта, чьи масштабы возможно осознать лишь с точки зрения вечности. В том, что такие исследования воспоследуют — не приходится сомневаться. Ибо теория, созданная и выстраданная Маркофьевым, — есть опыт, накопленный историей всего человечества, есть альфа и омега сущего, есть квинтэссенция успеха любой, даже самой незадавшейся поначалу судьбы.

Итак,

КАК ПРЕУСПЕТЬ В ЖИЗНИ, ОСТАВИВ ВСЕХ ДАЛЕКО ПОЗАДИ?

Судьба, конечно же, не случайно свела нас в детском возрасте. У судьбы, нет сомнения, был свой заранее начертанный рисунок развития событий. Был свой план. Летописец (то есть я) должен был как можно раньше повстречать героя своих будущих сказаний.

Мы познакомились в школе, точнее — в школьном буфете, куда нас, первоклашек, привели на завтрак во время длинной перемены. Мы оказались рядом за столом, ближнем к окну раздачи. Именно на наш стол улыбчивая толстая буфетчица в грязном белом халате ставила подносы с румяными сдобными булочками и просила передать их дальше, на другие столы. Я заметил: пока мы передавали подносы, мой розовощекий сосед успел слопать три булочки вместо одной, положенной каждому. В результате ученикам, сидевшим за последним столом, булочек не хватило. Они подняли шум.

Буфетчица очень огорчилась.

— Я отдала все, — уверяла она.

Я внимательно посмотрел на своего соседа. С отсутствующим видом он разглядывал ногти на своих пухленьких пальчиках.

На следующий день ситуация повторилась. Я опять наблюдал, как этот мальчик уписывает одну булку за другой.

— Как же можно? — спросил я.

Он глянул на меня мельком и засмеялся счастливым заливистым смехом.

Он и потом, в последующие годы, с одинаковым аппетитом уплетал и сдобные булочки, и рагу из зайца, и салат с крабами, и осетрину фри, и мясо в красном соусе, запивая все это вином, водкой и минералкой. Трапезы любил закатывать с размахом. Устраивал настоящие пиры. Мой