— Уведите подполковника, — приказал профессор. Санчес подошел к Рубцову, взял его за локоть и увлек за собой. Найденов и солдаты поспешно ретировались вслед за командирами. Охваченные ужасом бушмены приблизились к трупу вождя. Рубцов, ни на кого не обращая внимания, залез в вертолет.

Бессмысленность только что свершившегося убийства навалилась на него тяжелым оцепенением. Перед глазами мелькало почти мальчишеское лицо вождя, гневно надувающего щеки и по-клоунски шевелящего широкими ноздрями.

— Как же это я? — в никуда задавал вопрос подполковник.

Его одиночество нарушила Женька. Тихо подошла и провела рукой по его мокрому лбу. Рубцов не отреагировал, хотя и ощутил легкое скольжение энергичной ладошки.

— Ты не виноват. Это нервы, — принялась быстро глотая слова шептать девушка:

— Глупый случай. Ты не жестокий. Ведь мог расстрелять всех бандитов, когда пришел к нам на помощь. Но не устроил бойни... А этот бушмен сам виноват. Разве можно было на тебя замахиваться копьем? Ну, успокойся... Они все равно долго не живут. Сама видела в городе, как их машинами на дорогах давят. Ну, хороший мой, ну, перестань, — Женька прикоснулась к его щеке, словно хотела вытереть невидимые слезы.

Снаружи доносились редкие удары барабанов, вопли и стенания бушменов. Женька глянула в иллюминатор:

— Уходят. Совсем уходят. Жалко их. Дикие. Ничего, нового вождя выберут. Хуже, если бы его съел крокодил или укусила змея.

Рубцов прислушивался к удалявшимся звукам барабанов. Женька присела рядом на кончик скамейки, готовая тут же подскочить и выполнить любое приказание подполковника. Рубцов поднял на нее усталые притихшие глаза и долго вглядывался, изучая как будто впервые ее лицо. Женька смутилась. Нечто невидимое, но витавшее над их головами, обняло их обоих и сблизило. Даже самые желанные объятия не принесли бы того ощущения единения, которое родилось между ними в эту минуту. Женька томительно затихла под взглядом Рубцова и отдала ему всю свою волю. Время исчезло. А вместе с ним исчезли маленький вождь, бушмены, полковник Санчес и трагически ссутулившийся профессор Вентура. Но вот взгляд Рубцова снова приобрел привычную жесткость, и он прохрипел:

— Спирт в аптечке есть?

— Запаслась.

— Налей стакан.

— Не надо.

— Надо, — откашлявшись, возразил подполковник.

Медсестра покорно достала из ящика флягу и передала Рубцову. Тот поднял валявшийся рядом в проходе пластиковый стаканчик. «Принеси воды».

Женька молча открыла ему банку прохладительного напитка. Рубцов долго смотрел на колебания спирта в стаканчике, потом глубоко вздохнул: «Видит Бог, я не хотел убивать». И залпом выпил. Внутрь вертолета забрался Найденов.

Стараясь не глядеть подполковнику в глаза, сообщил, что профессор Вентура отказывается продолжать экспедицию и требует доставить его обратно в Луанду.

— Ах, требует? — протяжно повторил Рубцов. Смял стаканчик, бросил его обратно в проход. — В таком случае передай полковнику Санчесу мой приказ: арестовать профессора и передать по рации Сантушу, чтобы он немедленно привел сюда весь отряд. Пора кончать этот хренов маскарад.

— Но... товарищ подполковник...

— Никаких «но», товарищ майор. Выполняйте приказ!

Не зная, у кого искать поддержку, Найденов оторопело взглянул на медсестру. Женька безнадежно подняла вверх тонкие брови.

— Будет скандал, — с нажимом объяснил ей Найденов.

Ответил ему Рубцов:

— Мы сюда пришли не бушменов коллекционировать. Впереди захват крепости. Бой. Для профессора лучше и безопасней находиться под арестом. Так и передай ему. — Немного помолчав, уже почти закричал:

— Больше не задерживаю.

Выполняй приказ! — После чего закрыл глаза и склонил голову набок. Через минуту он впал в тяжелое пьяное забытье. Найденов, проклиная все на свете, отправился выполнять приказ.

Темная быстрая ночь упала на притихший лагерь. Несмотря на усталость, никто, кроме Рубцова, не мог заснуть. Ночная жизнь саванны подкралась к палаткам, таилась в неприглядных тенях возле больших костров Изредка над головами бесшумно скользили темные, с огромными крыльями птицы.

Почти все участники экспедиции, включая и недавно появившихся во главе с Сантушем бойцов спецназа, сидели молча, всматриваясь в бесконечную игру огня.

Некоторые вяло жевали большие жареные куски разделанных туш антилоп, брошенных бушменами. Сержант Сантуш с несколькими товарищами играли в карты. Азарт выражался в жестах и коротких восклицаниях.

Вдруг в тишине зловеще возник вой шакалов. Сначала показалось, что где-то заплакал ребенок. Найденов вздрогнул от неожиданности. Плач сразу оказался подхвачен и превратился в заунывное бесконечное причитание. Солдаты не обратили никакого внимания на эти звуки. А у Найденова защемило сердце. Снова нахлынули мысли о нелепой смерти бушмена. Невольно он подумал о Рубцове и пришел к выводу: когда человек не ценит собственную жизнь, то и жизнь другого не представляет для него ни малейшей ценности. За те несколько дней, которые майор провел в компании с Рубцовым, его новый знакомый уже дважды мог стать покойником. Сперва в дурацкой пьяной драке в баре и вчера, когда бросился в одиночку спасать Женьку и вертолеты. Есть раненые, увечные, убитые, а он спит себе пьяный, и хоть бы что с ним случилось. Разумеется, дело не в том, прав подполковник или нет. А в том, что Рубцов заряжен на конфликт, носит в себе опасность. Не прощает никого, кто встает на его пути. Он из той редкой породы людей, которых можно убить, но победить невозможно. И в то же время, когда он тихий, наивный и одинокий, кажется, от него веет непоколебимым покоем, и это приручает к нему.

Размышления Найденова, рождавшиеся под аккомпанемент воя шакалов, прервал внезапный топот. Словно кавалерийский полк снялся со стоянки и сразу перешел в галоп. Немыслимый грохот медленно, но неуклонно окружил лагерь. Стало трудно дышать от нависшего облака тяжелой пыли. Грохот то удалялся, то, казалось, еще мгновение, и он подомнет под себя людей, сбившихся у костров.

Среди этого беспорядочного шума выделился один. Кто-то, ломая и подминая под себя тростник, несся прямо на лагерь.

Еще минута, и перед изумленными людьми, у самого края освещенного пространства, остановился как вкопанный огромный буйвол, шумно храпя и фыркая.

К его спине прилип всем телом небольшой, как показалось, лев. Он несколько свисал набок, но челюсти накрепко впились в буйволову шею под холкой. Исход борьбы был предрешен. Буйвол уставился на людей безумными от боли глазами и хрипел, моля о последней надежде. Лев, не разжимая челюстей, одним горящим глазом искоса смотрел на освещенные кострами силуэты людей. На какой-то момент все — и буйвол, и лев, и люди — замерли...

Тяжело, протяжно фыркнув булькающей кровью, буйвол медленно подогнул передние ноги и повалился на землю. Полковник Санчес потянулся за автоматом. Сантуш бросил карты и жестом остановил его: "Такой молодой лев.

Подожди убивать". Сержант вытащил из костра длинную головешку с еще не обгоревшим основанием и, пользуясь ею, как факелом, направился к месту падения буйвола. Лев не собирался оставлять добычу. Все так же прижимаясь к дергающейся в конвульсиях туше, он яростно косил одним глазом на подходившего человека с огнем в руке. Сантуш приближался медленно, давая зверю почувствовать нависшую опасность, способную пробудить инстинкт самосохранения. Лев не двигался.

Оставшийся сидеть у костра Санчес вскинул автомат. Медсестра Женька закрыла лицо руками и уткнулась Найденову в плечо.

Между Сантушем и львом оставалось не более трех метров. Человек приближался, зверь не отступал.